В последнем прыжке она опустилась на землю прямо перед Бриксой, там, куда уже доставало копье. Теперь чудище заскакало взад-вперед, склонив голову набок, как птица, с любопытством разглядывающая незнакомый предмет.
Сопровождавшая хозяйку птица пристроилась на большом валуне и сложила крылья. Но остальные шесть продолжали бдительно кружить над Бриксой. Тогда создание Пустыни раскрыло клюв и испустило крик – не вопль и не птичье пение. Нет, в крике слышалась осмысленная речь. Но слова, если это были слова, остались непонятными девушке.
Так или иначе, атаковать птица-женщина не спешила. Возможно ли, чтобы это страшное существо все же понимало, что Брикса не желает ей зла, а хочет только пройти своей дорогой? Звери Долин, если их не томил голод или не разозлило вторжение в охотничьи владения, соглашались на осторожный мир с путником, пока тот не начинал им угрожать. Если и здесь так же… Словом, попытаться не помешает.
Брикса постаралась забыть о когтях и остром клюве. Она держала копье в правой руке так, чтобы видно было: для нее это не оружие, а посох, опора. Открытую ладонь левой она подняла в знак мира – жест, понятный всем существам ее крови.
Хриплым от жажды голосом она как можно отчетливее проговорила:
– Друг… я друг…
6
Птица-женщина все вертела головой, словно пыталась разглядеть Бриксу то одним, то другим глазом. Ее клюв приоткрылся. Но вылетел из него уже не вопль, а насмешливый скрежет, зловеще напоминавший человеческий смех. Она высоко вскинула руки, так что бахрома перьев на них растянулась, больше прежнего походя на крылья. И когти-пальцы тоже растопырились, жадно подрагивая, как будто спешили впиться в беззащитную плоть. А во взгляде, уставленном на Бриксу, не было ничего человеческого.
Седьмая птица, сидевшая на камне чуть позади своей госпожи, теперь снялась и полетела прямо к девушке. Брикса заученным за много опасных лет движением пошарила у себя за спиной. Пальцы нащупали припасенный камень, и она, старательно прицелившись, метнула снаряд.
Раздался вопль. Птица, теряя зловонные перья, развернулась, закружила вместе с другими, сомкнувшими кольцо осады над останцом.
Брикса приготовила копье, ожидая прямой атаки. Но птица-женщина медлила. Она переминалась на когтистых лапах в странном подобии пляски. И больше не смеялась. А птицы держались теперь высоко, подальше от Бриксы.
Девушка не знала, почему они оттягивают бой. Разве только… Рука ее потянулась к груди, к бутону под рубахой: что, если закрывшийся цветок снова защищает ее, как защитило дерево этой ночью? Продолжая держать копье наготове, она вытащила бутон из-за пазухи. Нет, он и не думал открываться. Блестящие коричневые внешние лепестки запечатывали все, что давало свет и благоухание ночью. Коснувшись бутона, Брикса опешила. Но не выпустила своего сокровища, а сжала его еще крепче. Бутон был теплым, и не просто теплым – в нем билась жизнь. Как будто в ее ладони медленно вздрагивало живое сердце!
Птица-женщина вновь раскинула руки-крылья, погнав прямо в лицо Бриксе горячий воздух Пустыни, полный песка, щебня и мерзкого запаха своего тела. Пляс с подскоками стал быстрее, когти лап по очереди взметали пыль и песок.
Один такой прыжок вместе с песком метнул в лицо Бриксе выпавшее у подбитой птицы перо. Оно не упало на землю, а устремилось вперед, как стрела, выпущенная ясно видевшим цель лучником.
Брикса пригнулась. Но она ошиблась, думая, что перо целит ей в голову. Нет, оно устремилось к сжимавшему бутон кулаку, легло поперек сжатых пальцев. Такое, конечно, не могло быть случайностью.
Но служит ли перо целям охотников? Она попробовала стряхнуть его, с силой потрясая кулаком. Перо не спорхнуло на землю, а лежало прочно, словно прилипло.
А отложить копье, чтобы содрать его другой рукой, Брикса не решилась, – может быть, охотники Пустыни только того и ждали.
Перо…
Перо было совсем легким, она бы не почувствовала его кожей, если бы не видела глазами. Почему… почему и зачем оно попало к ней столь странным образом?
Черная полоса пера походила на злобный палец, наложенный так, чтобы бутон не мог открыться свету дня.
Черная полоса…
У Бриксы перехватило дыхание. Черная?.. Нет! Перо меняло цвет. Светлело, становилось серым…
Птица-женщина завопила, и раздирающий ее глотку крик был подхвачен кружащимися в вышине. Брикса вскинула голову на звук и вся вжалась в камень. Она приняла этот крик за сигнал к атаке.
Но птица-женщина, продолжая пляску, не двигалась с места. А перо светлело и светлело. Вот уже оно цвета пепла, почти белое…
Брикса бешено махала и трясла кулаком, силясь скинуть перо. Тщетно. Оно уже стало жемчужно-белым. Не просто белым – оно, казалось, втягивает в себя свет и само начинает бледно светиться с краев. Сияние… Не мерещится ли оно под слепящим солнцем Пустыни?
В сжатом кулаке Бриксы что-то зашевелилось, как если бы бутон ожил и рвался на свободу. Словно чужая воля овладела ее мышцами и заставила разжать пальцы. И, ни о чем не думая, она высоко вскинула руку. Перо наконец сорвалось, закружилось в воздухе и…
В воздух взлетела птица. Видом и величиной она не уступала тем, что осаждали Бриксу. Но цветом была схожа с жемчужной белизной цветов. Едва взлетев, она метнулась прямо к голове птицы-женщины.
Создание Пустыни забило распростертыми крыльями, гневно заскрежетало. А служившие ему птицы разбили круг и виражами пошли вниз, к месту, где шел бой со стремительным летуном.
Брикса выронила копье. Крепко прижимая к груди бутон, она один за другим хватала камни и швыряла их то в кружащихся птиц, то в их визжащую и приплясывающую хозяйку. Некоторые попадали в цель. Двух птиц она подбила. Птица-женщина заорала, прижимая одно крыло к боку: оно больше не поднималось.
А на земле Пустыни снова что-то зашевелилось. Брикса, увлекшись боем, не сразу заметила подтягивающееся подкрепление. Что-то шныряло между камнями так быстро, что девушка не успевала отследить взглядом. Одно было ей ясно: сражение разрастается, а на помощь новых участников рассчитывать не стоит.
Белая птица, хоть и была вооружена клювом и когтями, не пускала их в ход. Она, казалось, поставила себе целью запутать и сбить с толку черную стаю вместе с ее хозяйкой. Наваждение? Ничего другого Бриксе не приходило на ум. Но кто создал это наваждение? Сама она колдовать не умела. Она не Мудрая, не имела дела с забытой магией Древних. Она…
Она до сих пор ощущала во рту слабый вкус сока щедрого дерева. И аромат его цветов окутывал девушку. Брикса приняла дары дерева, впитала в себя – не сознательно, так вышло само собой. И что же теперь поселилось в ней?
– Зеленая матушка, – еле слышно прохрипела она, – я не знаю, что наделала… Если бы только знать!
И снова бутон в ее руке дрогнул с такой силой, что биение отдалось в коже и косточках руки. Не ответ ли это? Или бутон пытается ее ободрить? Брикса не понимала, что с ней творится, – и времени разобраться в сумятице мыслей у нее не было.
