— Вон оно что… — Ник чешет в затылке. — Ага…
Марта вздыхает. Ишь, стоит, руки развесил. Как же медленно до него доходит! Если она сейчас ничего не предпримет, ничего не скажет, он хотя бы палец о палец ударит? Хоть раз в жизни? Вряд ли. Никогда.
— Не понимаешь, что ли?
— Понимаю…
— Не понимаешь. Эту девочку нам прислали. Все знают, что она здесь: шериф, эта кошмарная тётка-учительница, вскоре и хозяин узнает. Она не может взять и исчезнуть — начнутся жуткие неприятности. Не можем мы её просто так… Мы должны… Это ведь будет ужас…
— Да и вообще-то… — медленно говорит Ник, — она лапушка.
— Да-да, лапушка, и этот монстр или кто там у нас наверху жрёт эту лапушку прямо сейчас — или уже обглодал её, он же совсем дикий, ты только погляди, погляди на мою ногу, я больше туда не пойду, я поклялась — ни в жизнь, но теперь придётся, а тебе придётся пойти со мной. Ты обязан, наконец, меня послушать и сделать, как я скажу!
Ей хочется схватить его, тряхануть как следует, наорать ему в ухо.
Но Ник говорит:
— Погоди, — разворачивается и уходит обратно в кусты. Движется довольно быстро по его меркам.
Марта плюхается на треснутую каменную скамейку. Долго стоять она не может, ногу саднит, и на душе так тревожно. Глупая, легкомысленная девчонка! Вообще-то она и правда лапушка, такая серьёзная и такая ласковая с Ленни. Неужто она там? Хотя где ей ещё быть? Разве ж это жизнь, когда в доме такое? Хоть бы Адмирал вернулся. Или нет. Может, лучше, чтобы он больше не возвращался, не увидел бы, как она, Марта, его подвела. И куда опять делся этот Ник? Никто ей не помогает, ни на кого нельзя положиться, придётся самой, только вот палку бы найти, крепкую палку…
Тут кусты раздвигаются, и из них выходит Ник. Решительными шагами он поднимается на крыльцо. На голове у него что-то вроде большой меховой шапки с болтающимся сзади полосатым хвостом. На ногах — высокие сапоги, в руках — длинное охотничье ружьё. Кивнув ей, он направляется к кухонной двери. Изумлённая Марта, выдохнув от облегчения, следует за ним.
Псы без Ленни наверх не пойдут, а Ленни боится, да и Марта ему запретила. Но и оставаться одному в кухне ему не хочется. Он болтается у кухонного стола, и хнычет, и ещё больше выматывает им душу. Ник кладёт руку ему на плечо.
— Послушай, Ленни, — говорит он, — мы охотники. Мы отправляемся на охоту. И ты тоже.
Ленни удивлённо переводит взгляд с Ника на мать. Охотники?
— Охотники, — повторяет Ник и вскидывает ружьё. — Бабах!
А-а-а! Ленни с серьёзным видом кивает. Бабах! Ник протягивает ему выбивалку для ковров, Ленни кладёт её себе на плечо.
— Бабах! — улыбается Ник.
— Какой ещё бабах?! — Марта и слышать об этом не желает. — Он не… Ему нельзя, Ник. Пойдём вдвоём.
«Бабах! Бабах!» — Ленни с восторгом палит по сторонам. Вокруг него кружат псы, гавкая и пуская слюни. Ник ободряюще кивает Марте.
— Ничего с ним не случится. Мне просто нужны собаки. — Он оборачивается к Ленни, взмахнув хвостом на шапке. — Эй, Ленни! Идём охотиться, охотиться на чудовище! Вперёд, в башню! — Марта ещё ни разу не слышала, чтобы он произносил столько слов подряд. — Только тс-с-с! Тихонько, Ленни. Охотники — они крадутся.
— Тс-с-с! — Ленни прижимает палец к губам и смотрит на собак. — Тс-с-с!
Псы тотчас умолкают.
«Надо же!» — думает Марта. Всегда-то они его слушаются. Он мало на что способен, её сын, но это он умеет. Она берёт метлу с самым толстым черенком и самыми жёсткими прутьями.
— Ник, — говорит она. — Ты ведь понимаешь, что пристрелить его мы не можем, да?
По коридору крадётся странный охотничий отряд. Худой мужчина в огромной меховой шапке, прихрамывающая женщина с метлой, два больших рыжих пса и громадный детина, бесшумно стреляющий во все стороны из пылевыбивалки. У лестницы, ведущей в башню, псы наконец догадываются, куда направляется отряд, воют, скулят и пятятся. Ленни тоже медлит. Туда? Нет, только не туда! Только не туда. Однажды, давно, он уже побывал там и видел то, о чём никогда, никогда больше не хочет вспоминать… Ну уж нет!
— Ленни, — шепчет Ник. — Мы охотники, помнишь?
Ленни с сомнением косится на него. Всё ещё охотники?
— Да, — кивает Ник. — Мы помогаем Эмилии. Той девочке — она наверху, в комнате. А мы…
— Ник, — шипит Марта. — Он боится! Он ведь ничего не соображает, ты же видишь!
Что творится у Ленни в голове? Никто не знает — говорить-то он не умеет. Но кое-что он всё же понимает. Ножницы, брызги, псы, милые псы, милая мама. А в последние несколько дней — ещё и милая девочка. Которая иногда ему помогает. Которая иногда его гладит. И она наверху? И он может ей помочь? Ему никогда не разрешают помогать, не разрешают ничего делать, ничего носить: осторожно, Ленни, не надо, Ленни. Иди к себе в уголок, повырезай что-нибудь и, пожалуйста, ничего не трогай. А теперь он может помочь! Это он понимает. И с широкой улыбкой на лице тянет псов за собой на лестницу. На помощь девочке! От радости он принимается выводить рулады.
— Тс-с-с, Ленни! Помнишь? Тихонько!
Ах да, тс-с-с, кивает Ленни и с громким топотом крадётся по лестнице.
Наверху сумрачно, дверь комнаты чуть приоткрыта. В коридоре, словно половая тряпка, висит запах гнилой рыбы. Ник жестом останавливает остальных, вскидывает ружьё, заносит сапог и пинает дверь. Та со скрипом распахивается. В комнате темно и совсем тихо.
— Эмилия? — зовёт Ник. — Ты тут?
Тишина.
— О, боже! — шепчет Марта. — Мы опоздали.
Ленни придерживает псов за ошейники — они, скуля и повизгивая, опять пытаются отползти назад, вниз по лестнице, подальше отсюда. Ник неуверенно переступает через порог.
— Лампёшка?
Из темноты раздаётся голос.
— Тс-с-с, тише вы! — шепчет Лампёшка. — Не шумите. Он спит.
Часть 3. Мальчик под кроватью
Монстр под кроватью
Маяк горит! У Лампёшки словно гора свалилась с плеч.
Он кажется очень маленьким и очень далёким — чёрная точка на чёрном горизонте. Но луч его ярок, он скользит по облакам, волнам, порту, домам, по всему, что Лампёшке так знакомо. Девочка прижимается щекой к холодному стеклу.
Перед тем как войти, она прошептала «Эй!» и «Есть тут кто-нибудь?». Но в ответ не услышала ни звука, ни шороха. (Вот видишь, мама!)
Лампёшка подкралась к окну на цыпочках, намочив носки, — ковёр оказался влажным. В почти круглой комнате она насчитала пять окон. В пятом окне сквозь щель между неплотно задёрнутыми шторами мелькнул слабый свет, и она поняла — это.
