— Слишком долго! — Его голос доносится будто издалека.
— Нет, все хорошо…
— Слишком долго!
— Я на минуту забыла, что надо считать, совсем на чуть-чуть, я увидела…
— Даже на это ты не способна.
— В следующий раз я… Завтра я…
Он отбрасывает простыню и соскальзывает под кровать, в темноту.
— А теперь вон отсюда, — шипит он. — Оставь меня одного.
Как проходят дни
Так отныне и проходят дни.
Она каждое утро приносит ему завтрак, ждёт, пока он поест, и относит поднос обратно на кухню.
Она по-прежнему старается разговаривать бодро и приветливо, хотя уже почти не верит в то, что его можно приручить.
Она старается подавать ему то, что он просит, но чаще всего ошибается. Не та книга, не те карты. Африка вместо Японии. Гренландия вместо Индонезии. Ей-то откуда знать? «Светила из тебя не выйдет, Лампёшка», — говорил отец. Что ж, он прав.
— Научить тебя читать, что ли? — несколько раз раздражённо предлагал мальчик. — Ничего легче на свете нет!
— Нет, спасибо.
— Если ты, конечно, не тупица.
Вот-вот.
При любой возможности она проскальзывает за штору и смотрит вдаль, на свой старый дом и на море, каждый день разное — зелёное, серое, серо-зелёное, серо-голубое, — и жаждет почувствовать в волосах ветер, а под ногами — прохладные ступеньки маяка.
— Ты ещё здесь? Да что ты там делаешь, на что глазеешь?
Она не говорит.
Днём она приходит его купать. Ленни помогает: сносит вниз грязную воду, таскает наверх чистую, опускает мальчика в ванну и вынимает оттуда, когда тому нужна помощь. Помощь нужна всегда. Каждый день Эдвард объявляет, что в помощниках не нуждается, что его мышцы окрепли и что сегодня он обойдётся сам, но каждый день приходится ему помогать.
Да Ленни и не против. Он послушно ждёт в коридоре и при любой возможности поглядывает из-за двери на девочку.
Лампёшка, как положено, считает до ста тридцати пяти и больше не ошибается. Называет спайку спайкой, а не хвостом. Зовёт мальчика Эдвардом, а не Рыбом. Сдувает пыль с книг и вперемешку расставляет их по полкам. Собирает в саду цветы и ставит их в вазочку рядом с его тарелкой. И тут же забирает, потому что ему это кажется смешным. Он же не корова! Она надраивает грязные окна, очень медленно и тщательно, особенно то окно. Она думает об отце и беспокоится. Время от времени она гуляет по саду и посматривает на то самое дерево с веткой, что тянется к ограде.
Так отныне и проходят дни.
Она появляется каждое утро, эта девчонка, и каждое утро он вынужден заново привыкать к тому, что это она, а не Йозеф, спокойный и невозмутимый, всегда точно зна-ющий, что нужно делать. Привыкать к тому, что ей приходится вечно всё объяснять и чаще всего без толку. Что она тупица, даже читать не умеет, и как же она бесит его тем, что без конца вертится у кровати, а потом прячется за занавеской и пялится в окно или что она там делает. Пока он не рявкнет на неё как следует — это обычно помогает.
Спровадив её, он приступает к тренировкам: делать это у неё на глазах он не желает.
Он упражняется до посинения, влезает в сбрую, подтягивается на перилах помоста и подстёгивает свои мышцы, гаркает на них, чтобы крепчали, не ныли, а держали его на ногах! Но они слушаются его с таким трудом, с таким трудом… да если честно, совсем не слушаются.
До того, как Йозеф… Когда Йозеф ещё был жив, удавалось иногда сделать пять шагов подряд. А то и шесть. А теперь? Два, самое большое — три. Это даже не шаги, а какие-то неуклюжие прыжки. И тут опять входит она, скачет вприпрыжку на этих своих ногах, на ступнях, словно на свете нет ничего проще, словно она издевается над ним.
Тогда ему только и хочется, что покусать её, помучить, довести до слёз.
Но получается это, только если он запрещает ей смотреть в окно. Шторы не раздвигать, приказывает он. Всё сделала — мигом вниз. Пусть себе смотрит в окно где-нибудь в другом месте.
— Буду смотреть, где захочу! — кричит она.
Но на глазах уже выступают слёзы, ха-ха!
— Ничего подобного, — отвечает он. — Будешь делать то, что тебе приказывают.
— Ах, так?
— Да, так. Я здесь хозяин.
Так оно и есть: в конце концов, это дом его отца.
— Тоже мне хозяин! — кричит она. — Сидит под замком в своей каморке! Тоже мне хозяин — прячется под кроватью!
Он с воплем кидается к ней, его зубы ищут её ноги, и она, пятясь, выпрыгивает из комнаты.
— Монстр!
Да, так и есть! Он — вселяющий ужас монстр! Он торжествующе раздувает грудь. А она что думала? Безмозглая девчонка. Бывают же такие!
Наутро она не появляется — впервые. Не появляется целый день. И вечером тоже.
Ограда
Лампёшка уже битый час бродит по саду. Все думают, она в башне, но нет. Не сегодня. И завтра тоже нет. Девочка пинает заросли крапивы. Больше никогда! Хватит с неё! А вот и дерево, которое она искала.
Она, конечно, всех подведёт. Марта расстроится. А Ленни… Ленни и подавно. Ну, что ж поделаешь. Найдут кого-нибудь другого. Кого-нибудь, кто уживётся с этим змеёнышем наверху. Кого-нибудь, кто способен сносить оскорбления. Кого-нибудь, кто обучен грамоте, не такой олух, как она.
У дерева удобные раскидистые ветви, она легко взбирается на нижние и лезет к той, что почти достаёт до заострённых чугунных верхушек. Если действовать осторожно, то, пожалуй, можно их преодолеть, сильно не поранившись.
Лампёшка доползает до места, где ветка становится совсем тонкой, набирает в лёгкие побольше воздуха, хватается за ограду и пробует перемахнуть через неё.
Сразу же ясно, что дела её плохи. Вместо того чтобы удержаться наверху, она немного соскальзывает вниз и цепляется за облупленную перекладину. Она дрыгает ногами в поисках опоры, но ничего не находит.
Остаётся только висеть. Разожми руки — упадёшь. Не разжимай — поболтаешься ещё немного и всё равно упадешь. Лучше не смотреть, как высоко падать и сколько колючек и шипов ждёт на земле. Да и окажешься не на той стороне ограды.
Лампёшка пробует ещё раз, испускает отчаянный вопль, чтобы придать себе сил, и тянет ногу как можно выше, но не дотягивается, даже близко не достаёт.
— Эмилия? Эмилия Ватерман? Святые угодники! Что ты там делаешь?
Лампёшка не верит своим ушам. Кажется, ей знаком этот голос. Как это возможно? Однако уже слышны торопливые шаги, и вот, далеко внизу, появляется фигура мисс Амалии, бегущей к ограде с другой стороны.