Мисс Амалия одёргивает платье. Оно доходит Лампёшке почти до лодыжек.
— Очень мило, скажу без лишней скромности. Ну так что? Никаких чудовищ, так ведь?
— Я… э-э-э… — мямлит Лампёшка.
Марта со стуком ставит на плиту кофейник.
— Кофе. Заварю кофе.
— Разве это не входит в обязанности Эмилии?
— Свой кофе я завариваю сама, — отвечает Марта, повернувшись спиной к учительнице. — Лампёшка, проводи гостью.
— Благодарю за предложение, — отвечает мисс Амалия. — Но кофе я не пью. — Она опять оглядывает неприбранную кухню. — Что ж, о гардеробе Эмилии можете больше не беспокоиться. Так у вас останется время на… другие важные дела. Я непременно зайду ещё раз. Всего хорошего.
Марта бормочет что-то в ответ. На любезное прощание это не очень похоже.
Ходить в новом платье не так-то просто. Тяжёлая материя обвивает Лампёшкины ноги, а рукава опять свесились и болтаются туда-сюда.
На полпути к входной двери учительница останавливается.
— И тем не менее… Несмотря на… — Она кивает на потрескавшуюся плитку и затянутые паутиной углы. — Тем не менее я считаю, что удачно тебя пристроила. Ты ведь ходила в школу совсем недолго. Но всё же достаточно долго, чтобы понять: это не для тебя. Так ведь? Чтение. Письмо.
— Но… это же потому, что… Мне пришлось бросить, потому что мама…
— Учёба не каждому по силам. Тут уж ничего не поделаешь, детка.
Лампёшка выпрямляет спину:
— Вообще-то здесь есть кое-кто, кто готов меня научить. Читать, и писать тоже.
Она брякнула не подумав и надеется, что мисс Амалия не спросит: «Неужели, и кто же это?»
Но мисс Амалия разражается смехом на весь коридор:
— Ах, Эмилия… Не давай морочить себе голову! На свете есть четвертаки и гривенники. И гривеннику негоже пытаться стать четвертаком — его ждёт одно разочарование.
Она отворачивается и идёт к двери.
Лампёшку охватывает бешенство — такое, что всё плывёт перед глазами. Ей хочется догнать учительницу и пнуть её как можно сильнее, но её словно удерживает жёсткое, душное платье. Да и не стоит, пожалуй. Не двигаясь с места, она смотрит вслед высокой фигуре — учительница уже почти у двери, качает головой, поражаясь невоспитанности этой девчонки, — и тут Лампёшке на ум приходит кое-что другое. Намного более важное.
— Постойте! — Она срывается с места и бежит по коридору со всей быстротой, какую позволяет её коричневая смирительная рубашка. — Мой отец! — кричит она. — Как он, где он, вам известно про него что-нибудь?
Теперь ей хочется пнуть саму себя. Про это ведь надо было спросить в первую очередь! Про это и ни про что другое.
Мисс Амалия замирает на придверном коврике и вздыхает.
— Ты правда хочешь знать?
— Да. — Лампёшка переводит дух. — Хочу.
Зев ночи
Лампёшка возвращается на кухню, голова её полнится новыми мыслями. Подол платья колет ноги. Кажется, она в жизни ещё ни к чему и ни к кому не испытывала такого отвращения, как к этой учительнице и её подарку. Ей хочется немедля кинуться наверх и выглянуть в окно, и наплевать, что скажет этот мальчишка. Но сперва нужно поговорить с Мартой. Та, конечно, тоже рассердилась.
Марта сидит за грязным столом с чашкой кофе в руках. При виде Лампёшки она поначалу качает головой, но потом прыскает и от души заливается смехом.
— Боже мой, девочка, какое ужасное платье! Ты прямо как монашка. Сними скорей, умоляю!
Она кидает Лампёшке её старое платье.
— Поработаю ещё вечер-другой и сошью тебе новое. Госпоже учительнице оно, разумеется, придётся не по вкусу, ну и пусть её.
Лампёшка с облегчением сбрасывает тёмное тяжёлое платье на пол, натягивает своё старое — грязное, уютное — и поднимает глаза на Марту.
— Я ведь не хотела сбежать по-настоящему, — робко говорит она. — Точнее… э-э-э… не знаю, мне вдруг… Простите меня.
— Ладно, не извиняйся. — Марта ставит перед ней чашку кофе и подливает молока. — Я бы тоже сбежала, если б могла. Но не могу.
— Почему? — спрашивает Лампёшка.
— С Ленни? Куда ж нам идти-то? — Она внимательно смотрит на девочку. — Что, жутко там, наверху? Он… Что он делает?
— Да ничего, — отвечает девочка. — Не так уж всё и плохо.
— Если ты хочешь, чтобы я тоже разок сходила….
— Не нужно. — Лампёшка благодарна Марте, ведь она знает, как сильно та боится идти наверх.
— Кликни Ленни, — говорит Марта. — Он уже полчаса дрожит в кладовой.
Лампёшка открывает дверь, и в кухню с лаем врываются псы, за ними, спотыкаясь и с напуганной физиономией, появляется Ленни.
— Она ушла, не бойся, Ленни. Иди к нам.
Парень осторожно садится за стол и берёт свои ножницы.
— Схожу наверх, — говорит Лампёшка после ужина.
— Так поздно? — удивляется Марта.
— Да. Я ненадолго.
Она с топотом взбегает по лестнице, торопливо стучит в дверь. Не дождавшись ответа, входит в комнату, кидается к окну, прячется за штору и смотрит.
Спускаются сумерки, из моря медленно выползает тьма. «Зев ночи» — называла это когда-то мама. Вдруг вдали вспыхивает огонёк. Свет разгорается всё ярче и начинает медленно вращаться. Он там, знает теперь Лампёшка, под замком. Наверное, полуголодный и совсем без выпивки. Скорее всего, проклинает всех подряд и её в первую очередь, но этот свет — её отец, вот он. Это он его зажигает.
— Что ты там делаешь? — доносится из-под кровати. Голос мальчика сердитый и сонный, будто его разбудили. — Я же запретил тебе смотреть в то окно. А тебе хоть бы хны. И где ты сегодня пропадала? Я даже не купался, ты что, не знаешь, что со мной будет, если я не…
— Завтра, завтра, — отзывается Лампёшка, не выходя из-за шторы. — Завтра утром, первым делом. Обещаю.
— Но нужно каждый день…
— И знаешь что, Рыб?
— Эдвард.
— Знаешь, что ты будешь делать потом?
— Что?
Лампёшка спрыгивает с подоконника. Вот он, на полу, тощее бледное создание с чересчур большой головой, торчащей из-под кровати. Она вдруг расплывается в улыбке.
— Что? — сердито повторяет он.
— Потом ты будешь учить меня читать. — Она кивает, потому что её разом покидают сомнения. — Читать и писать.
Часть 4. Лето
