Рыб пугается.
— Я не могу, у меня слишком тяжёлая голова, мне нельзя, я тут же утону, я не умею плавать!
— Ай-ай-ай! — вдруг раздаётся у него за спиной.
Все оборачиваются.
В глубине шатра стоит покрытый татуировками толстяк. В руках у него — два ведра. Он быстро опускает их на пол, вступает в круг, одним движением выхватывает Рыба за хвост из тележки и переворачивает его вниз головой.
— А вот это непорядок! — хихикает Эйф, рассматривая болтающегося перед ним мальчика. — Но ничего, мы тебя мигом научим.
Эйфу улыбается удача
Эйф — лентяй. А шатёр этот всякий раз разбери, погрузи на поезд, снова поставь… Почти всё делают сами уроды, но кто-то же должен за ними приглядывать, чтобы ничего не попортили, не сбежали или не окочурились без предупреждения.
Жалкое это вообще-то сборище, его труппа. Женщина с бородой всё меньше походит на женщину. Сиамские близнецы давно выжили из ума, русалка того и гляди помрёт… А ведь когда-то поглазеть на неё сбегались целые толпы. Но те времена прошли.
Раньше она, бывало, кусала кого-нибудь из посетителей. Кусаться он ей, понятное дело, запрещал и в наказание оставлял на неделю без кормёжки, но страху на публику это нагоняло. Перед аквариумом тут же собиралась уйма народу и давай визжать от малейшего взмаха хвостом. Но в последнее время она не кусается, даже когда в неё тычут палкой. Жаль, жаль! То, что раньше было главной приманкой для публики, теперь превратилось в самый скучный угол шатра. Сколько блестящих хвостов ни рисуй рядом с баком, сколько табличек с надписями «Осторожно! Кормить опасно!» ни вешай… Всё без толку.
— Скукотища! — вздыхают люди, а некоторые даже требуют вернуть им деньги за билет. — Эка невидаль — дохлая рыбина в баке с водой.
— Не дохлая она, — объясняет Эйф. — Просто утомилась чуток: тоскует по фьордам. Такие уж они, русалки.
— Хватит нам зубы заговаривать! — злятся люди. — Поймай свежую русалку, вот на неё мы придём посмотреть!
Да понимают ли они, о чём просят? Отец — высокий как дуб, сильный как медведь — рассказывал ему… Как он эту случайно в бухте выловил. Как она боролась, боролась и не сдавалась. Перегрызала толстенные верёвки. Разбивала хвостом стеклянные баки. Поймать? Свежую? Нечего и думать! Увы: чудища не являются к нему в шатёр просто так, по его хотению.
Не являлись. До сегодняшнего дня.
— Ну, здорово, удача! — шепчет Эйф болтающемуся перед ним мальчишке.
Лампёшка визжит. Рыб визжит. Уроды перешёптываются и шипят.
— Так я и думал: она хочет протащить что-то в мой шатёр в этой своей тележке. Хитро придумано, сестричка, но дядюшка Эйф похитрее будет. А ты — бултых к мамочке, будут у меня теперь две русалки по цене одной.
Эйф поднимает Рыба над мутной водой. Мальчик извивается, визжит и пытается вцепиться зубами в держащую его руку.
— Нет! — кричит Лампёшка. — Не надо! Ему нельзя! Он не умеет плавать, я сама видела, отпусти его! — Она пинает толстяка в голень, но тот и бровью не ведёт.
— Это уже слишком, Эйф, — говорит карлик. — Он свободный мальчик.
— Свободный? Мальчик? Это он-то? — Эйф подносит извивающегося Рыба поближе к лицу. — Если существуют на свете чудища, то вот это и есть одно из них. Ух, парень, ну и жуткая у тебя башка. — Эйф поворачивается к карлику, который медленно спускается со ступенек. — Как думаешь, Освальд? Поставить ещё один бак? Или так сойдёт? Не перегрызут они друг другу глотки?
Лампёшка в отчаянии оглядывается по сторонам. Остальные существа вышли из своих ниш, дряхлые сиамцы медленно подтягиваюся ближе, опираясь на деревянные ходунки. Старухи с любопытством рассматривают болтающегося вверх тормашками мальчика. Уроды подталкивают друг друга и качают головами. Но ничего не предпринимают: никто не бросается на толстяка, никто не вырывает мальчика у него из рук.
«Нельзя ему здесь!» — звенит у Лампёшки в голове. Никак нельзя! Нельзя, чтобы на него пялились целыми днями, это ещё хуже, чем жить под кроватью. Рыб свихнётся или умрёт…
— Помоги же ему! — тянет она карлика за пиджак. — Сделай что-нибудь!
Тот печально смотрит на неё.
— Но… что я могу? Эйф!.. — пробует он опять. — Не надо, пожалуйста…
Лампёшка оглядывается кругом: темнокожий верзила пугливо пятится назад, бородатая женщина закрыла лицо руками, будто не хочет ничего видеть.
— Не пора ли ужинать? — спрашивает одна из старушечьих голов.
— Да, а чем сегодня кормят? — отзывается другая.
Нагнув голову, Лампёшка кидается на здоровяка Эйфа. Он в любую минуту может бросить Рыба в воду, но пока внимательно разглядывает его, как будто ему некуда торопиться — и ведь так оно и есть? Уродцев своих он приструнил неплохо, никто и пикнуть не смеет. А коли посмеют, то знают, что их ждёт: клетки, цепи, недельная голодовка, а то можно и кое-что похуже придумать…
Вдруг ему в поясницу врезается голова девочки. Эйфу скорее смешно, чем больно.
— Ну и ну, сестричка… Передумала, что ль? Явилась-таки за поцелуем?
Тут Рыб изворачивается и что есть мочи впивается в руку толстяка. Эйф вскрикивает, разжимает кулак, и мальчик со всплеском ухает в аквариум.
— Хозяина кусать вздумал? — вслед ему кричит Эйф. — Ну, погоди, я тебя живо отучу!
Из красных точек у него на руке начинает сочиться кровь.
Лампёшка в ужасе смотрит на аквариум. Рыб камнем идёт ко дну и брякается головой.
Лампёшка вцепляется в толстяка ногтями, царапаясь и кусаясь, но он хватает её за шкирку и поднимает.
— А теперь вон из моего шатра, сестричка! Хорошенького понемножку.
Лампёшка пронзает его самым ядовитым взглядом, на какой способна. Ей хочется отрубить ему голову, изрешетить его стрелами… Но тут она замечает, что за его спиной вырастает чья-то фигура. Это из грязной воды вынырнула русалка. Она хватает его за шею и тянет к стеклу. Эйф пронзительно визжит и отпускает девочку.
Лампёшка валится на землю и катится кубарем. Карлик Освальд помогает ей подняться.
— Рыб! — кричит девочка. — Его надо… ему нельзя… Он утонет!
— Тс-с-с! — шепчет Освальд, кладёт руку ей на плечо и показывает на аквариум. — Ты только погляди.
Она — русалка — больше не похожа на выжатую тряпку, это настоящая хищница, вроде тех, что на расставленных рядом деревянных щитах. Даже ещё свирепее. Её оскал сверкает, в глазах полыхает пламя. Чёрное пламя. Золотое, оранжевое пламя. И она не отпускает толстяка. Повсюду летят брызги, глаз Эйфа сейчас выскочит из глазницы. Он молотит обессилевшими руками, пытается вырваться, что-то мычит своим подопечным: ну пожалуйста, разве я плохо о вас заботился?
