— Ура Адмиралу! — кричат с палубы. — Ура!
Да-да, ура, машет им Адмирал. Чтоб оно провалилось, это море.
Они разворачивают коней и выезжают из порта. Собралась толпа: не каждый день в город заходит такой корабль, как «Эксельсиор», его прекрасный белый «Эксельсиор» со стальным носом, который рассекает льды легко, как… ну и так далее. Адмирал вздыхает.
Просто какая-нибудь милая женщина. Красавица ему не нужна, навидался он красавиц.
Они молча выезжают на окраину города, копыта лошадей цокают по мостовой. Вдруг адмиральский конь встаёт на дыбы. На дороге кто-то стоит.
— Тпру, мальчик, спокойно! — бормочет Адмирал и похлопывает коня по тёплой шее.
Женщина — стоит и не двигается с места. Некрасивая, старая уже, вся в сером — юбки и всё прочее. Она заговаривает с ним.
— Как мы удачно встретились, господин Адмирал, — кудахчет она. — Я сразу пришла, как только узнала, что ваш корабль в порту, подумала, что уж об этом-то вы захотите услышать немедленно…
Боже, не успел он ступить на берег, а уже начинается. Бабья болтовня — этого ему сейчас только и не хватало. Нет, надо искать такую, чтобы умела молчать. А эта ещё встала прямо посреди дороги — не объедешь.
— Я весь внимание, сударыня.
Конь Флинта фыркает рядом с её головой, она испуганно подскакивает. Адмирал покашливает, чтобы скрыть улыбку, и бросает строгий взгляд на адъютанта.
— Я бы и словом не обмолвилась, если бы это были только пустые слухи, вы же понимаете. Слышать-то я слышала много раз от разных людей. Но я бы никогда не пришла к вам, если бы сама, собственными глазами не…
Кажется, он её знает. Школьная учительница? Да, она. Какое ему до неё дело? Хочется поскорее оборвать её и ехать дальше.
— Таких созданий не бывает, это знает каждый разумный человек. Во всяком случае, их не должно быть. Вы это понимаете, я это понимаю…
От неожиданности Адмирал теряет дар речи. Что эта женщина только что сказала?..
— Но если они всё же существуют — я говорю, если, — то им уж точно не место в нашем городе, среди приличных людей. На ярмарке — да, оттуда слухи и поползли, но там такое в порядке вещей: небывалые уроды, всякая мерзость… вот там — пожалуйста.
Боже, думает Адмирал, опять. Двенадцать лет тишины, и вот опять! Он так сильно натягивает поводья, что конь снова встаёт на дыбы. Женщина пугается, пятится, но не уходит и не умолкает.
— Однако когда такое случается посреди бела дня на проезжей дороге… рядом с вашим домом… вашим собственным домом, господин Адмирал!..
— Сударыня, я всё ещё не понимаю, о чём вы.
Адмирал давно всё понял, он чуть не взрывается от возмущения. Мальчишка выходил из дома? Показывался людям на глаза? Такого ещё не бывало!
Женщина делает шаг к нему, но сторонится лошадиных копыт.
— Я отказывалась в это верить, — проникновенно говорит она. — Хочу, чтобы вы знали. Мало ли что болтают, я не позволяю себе верить слухам.
— Это делает вам честь, сударыня.
— Но на этот раз… на этот раз я видела всё собственными глазами. И испытала на собственной плоти…
— На собственной плоти, сударыня?
Флинт прыскает со смеху. Но Адмиралу не до веселья.
Мисс Амалия торжественно закатывает рукав и демонстрирует перевязанное запястье.
Отделаться от неё не так-то просто, замечает Адмирал. Учительница, кажется, собралась увязаться за ним, чтобы продолжить разговор. Ни за что, уж лучше повеситься.
Когда глупая баба со своими покусами и своим рассказом уходит, когда он уже дал ей честное офицерское слово, что подобные встречи ей больше не грозят, когда она наконец исчезает за углом со своими чопорными юбками, Адмирал поворачивается к адъютанту. Тот глядит на него, недоуменно вскинув брови, но, как и полагается солдату, не задаёт лишних вопросов.
Адмирал прочищает горло.
— Флинт, — говорит он. — То, что я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами.
— Конечно, сэр!
— А потом я дам тебе задание.
Поверх городских крыш Адмирал смотрит на тёмный лес, сквозь который вьётся дорога к дому.
Он принял решение.
Ежевичный пирог
Лампёшка болтает ногами в воде. Над бассейном и садом висит изнуряющая духота и вгоняет всех в сон — всех, кроме Рыба. Тот крутит одно двойное сальто за другим, ему уже почти удаётся тройное. Лампёшка тревожится, как бы он не шмякнулся головой о мраморный край бассейна, но раз за разом всё обходится благополучно.
— Рыб, может, передохнёшь? — предлагает она.
Но Рыб так решительно трясёт головой, что вокруг разлетается облако брызг. У него уже почти получается ещё один оборот. Но почти не считается.
Ленни закатал штанины и опустил свои большие ступни в воду рядом с Лампёшкой.
Сидят они тут с самого раннего утра, ведь если Рыбу что взбредёт в голову, его не остановить. Он выпрыгивает из воды, кувыркается и носится туда-сюда. В воде и в разлетающихся брызгах искрится солнечный свет. Лампёшка чувствует, что на неё накатывает сон, и, вытащив ноги из воды, прислоняется спиной к Ленни.
Вот он какой, Ленни: и обруч держать может, и спинкой стула служить.
Внезапно до них доносится цоканье копыт, и они испуганно вздрагивают. В ворота, раскидывая гравий, въезжает чёрный конь, в седле — человек в тёмной форме. Спешившись, он направляется к дому, по дороге бросает беглый взгляд на группу у бассейна, но не останавливается, а поднимается на крыльцо, к полуоткрытой двери. Псы, лениво валявшиеся на нагретых солнцем камнях, вскакивают и, склонив головы, подбегают к нему, лижут руки. Он треплет обоих по спинам, потом поворачивается и входит в дом. Собаки следуют за ним.
Лампёшка медленно поднимается на ноги.
— Это и был твой?.. — Она умолкает.
Плеск в бассейне прекратился. Рыб лежит в воде не шевелясь и смотрит вслед отцу.
— Но он даже не взглянул на тебя!
Рыб кивает. По воде медленно расползаются круги.
— Думаешь, он видел? Может, он не понял, что это ты? Может, решил, что это кто-то другой? — Лампёшка переводит взгляд с Рыба на Ленни, но тот тоже не знает. — Позвать его?
— Не надо, — шепчет Рыб, наполовину погрузившись в воду.
— Надо, как раз надо! Мы его позовём.
Позовём? Рыб вспоминает, как он всё ждал, ждал, ждал у себя в комнате, когда же у отца наконец появится для него время. Как долго приходилось ждать! Может, он просто забыл, какой он, отец, но теперь вспомнил.
