У Лампёшки из глаз брызжут слёзы, их не сдержать. Она плачет в свой чай, плачет, пока складывает вещи, плачет, когда выходит на улицу. Плачет, пока мисс Амалия тянет её за собой — через город, мимо порта, по горбатым улочкам, всё дальше и дальше от моря — плачет не переставая, пока они не выходят на лесную дорогу. Город остался позади. Тут она стихает — все слёзы выплаканы.
Взаперти
Ветер несёт издалека запах моря. И ещё кое-что: стук молотков. Кто-то вбивает в дерево здоровенные гвозди.
Лампёшка не знает, что это за стук, — а это толстыми брусьями заколачивают дверь маяка. Август остался внутри и выйти наружу уже не сможет. Заперт с семилетним запасом спичек, которыми он каждый вечер должен зажигать лампу на башне.
— Это с моей-то ногой?
— До твоей ноги нам нет никакого дела, Ватерман. А каждое утро свет положено гасить.
— Это я и так знаю, я уже десять лет этим занимаюсь.
— Твоя дочь занималась, а это не одно и то же.
Шериф смеётся собственной шутке. Его помощники тоже хихикают, продолжая забивать гвозди.
— А что мне есть? Или я спички жрать должен?
— Еду тебе будут приносить каждый вечер, — отвечает шериф. — Но никаких деликатесов, ха-ха, не надейся.
Август выглядывает в дверное окошко. Но оно маленькое, через него мерзавцев не достанешь.
— А как же моя дочь?
Ответа нет.
— Как она будет без меня? Что с ней станется? Эй! — Август бессилен, ему остаётся только плеваться в стоящих под окошком людей. Огромными, полными ненависти плевками. — Эй! Я вас спрашиваю!
Последний удар молотком, и помощники торопливо собирают инструменты. Брезгливо морщась, они стирают августовы слюни со своих воротников и по тропе возвращаются в город.
Август шлёт им в спину проклятия.
— Отвечайте! Когда я увижу мою дочь?
Шериф не замедляет шага.
— Это ещё надо заслужить, Ватерман! — кричит он через плечо. — Вот заслужишь, тогда и посмотрим.
Марта
Чёрный дом построили недалеко от города, на прибрежном утёсе, — с видом на бухту. Но в последние годы деревья в саду так разрослись, что совсем закрыли море, и теперь из окон видны лишь ветви да листья чёрного плюща, обвивающего дом. Надо бы кому-нибудь хорошенько их подрезать, но никто этим не занимается. В зарослях плюща всё шуршит и копошится: там совы и пауки, жуки и ночные птицы.
А люди-то в доме живут? Не похоже. Сердито и угрюмо повернулся дом спиной к морю, ставни закрыты, двери заперты, вокруг — высокая чугунная ограда с заострёнными прутьями. «Не суй свой нос куда не надо, — говорит дом. — Не подходи!»
Чёрный дом, жуткий дом.
Чудовище есть в доме том.
Лампёшка, спотыкаясь, бредёт по ухабистой дороге. Мисс Амалия намного выше её, и, чтобы не отставать, девочка то и дело переходит на бег. Наволочка с одеждой бьёт её по ногам, и Лампёшка чуть не падает.
А в голове у неё не умолкает считалочка:
Тебя порвёт и загрызёт,
И кровь рекою потечёт
Будь ты трус или храбрец,
Страшный ждёт тебя конец!
И вот они у ограды. Высокие ржавые прутья заросли вьюнами, крапивой и бог знает чем ещё. Мисс Амалия дёргает ворота. Те не поддаются.
— Заперто… — сердито говорит она и дёргает ещё раз. — И ни звонка тебе, ничего. Как же туда попасть?
В кустах раздаётся шорох, и по другую сторону ограды внезапно появляется человек — худой, в длинном плаще из порыжелой кожи. Не говоря ни слова, он отпирает ворота и, впустив посетителей, запирает опять.
— Благодарю вас, — громко говорит мисс Амалия. Из кустов испуганно вспархивают птицы. — Скажи «спасибо», Эмилия.
— Спасибо, — бормочет Лампёшка, оборачиваясь, но человек уже исчез.
Они шагают к дому по тропе между двумя высокими живыми изгородями. Мисс Амалия звонит в дверь, другая её рука крепко держит Лампёшку за плечо. Где-то далеко, в глубине длинного коридора, дребезжит колокольчик. Они ждут, но никто не открывает. Учительница нетерпеливо звонит ещё раз. Снова треньканье колокольчика, потом то ли вой, то ли лай. И чей-то сердитый голос. Но приближающихся шагов не слыхать.
— Да что же это!
Пальцы учительницы нетерпеливо барабанят по воротничку Лампёшки. Мисс Амалия пытается заглянуть в прорезь почтового ящика на двери; когда и это не удаётся, отступает, спускается с крыльца и задирает голову:
— Я же ясно слышу: там кто-то есть.
Лампёшка тоже задирает голову: сквозь плющ на неё таращатся три этажа чёрных окон. Словно злые глаза.
«Уходи, девочка, — говорит дом. — Тут тебе не место. Здесь живут секреты — тёмные, жуткие…»
— Люди! — Мисс Амалия возвращается к прорези почтового ящика. — Кто-нибудь мне откроет? Я стою тут с ребёнком!
Она раздражённо оборачивается к Лампёшке, словно это её вина.
Может, не откроют, надеется Лампёшка. Тогда, глядишь, ей не придётся здесь жить. Ведь деньги можно и по-другому заработать — дома, например, или в лавке у мистера Розенхаута, если она очень аккуратно и без ошибок будет…
В замке поворачивается ключ, большая дверь медленно, со стоном, приоткрывается, в дверной щели появляется женское лицо. Сердитое и с красными глазами.
— Наконец-то! — восклицает мисс Амалия. — Добрый день! Я…
— Нам ничего не нужно, — бормочет женщина. — Приходите на той неделе. — Она хочет захлопнуть дверь.
— Минуточку! — Мисс Амалия ухватилась за ручку и держит дверь. — Я вам не мясник. Я девочку привела. Вот эту. Эмилию Ватерман. В точности так, как договорено, вот письмо…
Женщина снова пытается закрыть дверь.
— Вы очень не вовремя, — говорит она. — Нет-нет!
Мисс Амалия машет белым конвертом.
— Это письмо — для господина Адмирала, и я бы хотела с ним…
— Хозяина нет дома.
— Когда он вернётся?
— Когда, когда… Нескоро. — Женщина делает ещё одну попытку закрыть дверь. — Я же говорю: вы не вовремя, сегодня никак нельзя.
— Ну, знаете ли… не вовремя! — Мисс Амалия резко распахивает дверь. — По меньшей мере, вы могли бы нас впустить! На этот холм пока заберёшься… Эмилия, проходи.
Она проталкивает Лампёшку мимо изумлённой экономки внутрь, в Чёрный дом.
