Слышу, как остальные в лифте звонят диспетчеру, объясняя ситуацию. Я же просто стою, как вкопанная, крепко сжимая что-то теплое, твердое, но бархатное. По мере того, как мои ногти сильнее впиваются в поверхность, паника отступает. Появляется чувство, будто я могу контролировать ситуацию, а теплота под моей рукой создает иллюзию того, что я якорем держусь за что-то монументальное и величественное, что-то, что обязательно меня спасет.
-Алиса! Алисочка, девочка моя, разожми руку, пожалуйста. Все хорошо. Мы сейчас поедем, - раздается голос Агаты.
Женщина знает о моей фобии, но до сегодняшнего дня не видела меня в таком состоянии. Нужно отдать ей должное, говорит Агата как раз то, что я хочу слышать. Постепенно мне становится спокойнее, но открыть глаза и отпустить спасающую теплоту не могу, ведь для моего испуганного сознания это значит остаться без защиты.
Лифт приходит в движение, и я с опаской открываю глаза. Картина, которую я вижу перед собой, удивляет и в то же время пугает.
12
Агата тревожно оглядывает меня и мою руку, жадно вцепившуюся в кого бы вы думали? “Конечно, в Гонсалеса! За что еще можно взяться в лифте, когда он застревает?” - язвительно и в то же время смятенно произношу я про себя.
Смотрю на ладонь, которая удобно расположилась на предплечье боса, обтянутом черной тканью. Вот почему поверхность была такая теплая и приятная на ощупь. Мои ногти глубоко впились в твердые мышцы мужчины, вероятно оставив следы. Но несмотря на это, в глазах Гонсалеса ни капли злости или раздраженности, его взгляд наполнен сочувствием и желанием помочь, что совсем не вяжется с образом безэмоционального начальника-ледышки.
Осознав, что просто стою и смотрю на то, как причиняю человеку боль, мигом отвожу руку. Выходит это, конечно, не самым лучшим образом, так как пальцы онемели и разогнулись с трудом. Глухо извинилась, растирая затекшую конечность и постепенно приходя в себя. Глаза уже могут фокусироваться на окружающих объектах, голова относительно здраво соображать, а дыхание стало размеренее.
-Алиса, как вы себя чувствуете? - задает Гонсалес вопрос, который задал бы любой воспитанный человек, но из его уст эти слова кажутся особенными, наделенными чуткими нотками.
За последние несколько десятков минут человечность этого мужчины возросла в разы в моих глазах. “Быть может он и не совсем каменная глыба, которая равнодушна к людям? Впрочем, об этом следует подумать позже, или же совсем не думать,”- проносятся мысли в моей голове.
-Спасибо, Андрей Юрьевич. Все в порядке, - только и шепчу я в ответ.
Босс кивает, будто думая над чем-то немного другим, но касающимся меня, и озадаченно смотрит.
Все вместе мы выходим из лифта. Агата по-матерински тепло приобнимает меня за плечи, немного растирая их, подводит к минималистичной темно-дубового цвета железной двери. Гонсалес же, пропуская нас немного вперед, тоже направляется к квартире, которая оказывается соседней с обителью Агаты. Наша компания скупо прощается и каждый скрывается за надежной защитой.
-Уф, - выдыхает подруга. - Ну ты как?
-Отпустило уже, вроде, - прохожу я на кухню, наливаю стакан воды и быстро опустошаю его.
-А Гонсалес ничего такой, да? Настоящий джентльмен! - восхищенно и мечтательно начинает Агата. - Еще и живет теперь рядом со мной! Зайду к нему как-нибудь за солью... Только халатик надо прикупить покороче.
-Ты уверена, что рядом с тобой живет именно он? Будет неудобно, если ты при всем параде нажимаешь на звоночек, а там такая же красивая и воодушевленная, или чего хуже, какой0нибудь подозреваемый, к которому начальник решил наведаться вечерком...
-Не, что Гонсалес живет теперь там - это железно. Соседка моя к детям решила переехать, а квартиру продать. Недавно ее видела, так она сказала, что спокойна, ведь жить там теперь будет очень порядочный и приличный полицейский. Все сходится, - говорит Агата, уже успев переодеться, начиная искать что-то в шкафу. - А если честно, то с Гонсалесом у меня никаких шансов, да и не в моем он вкусе. Нет, мышцы и голова на плечах - прекрасное дополнение к мужской особи, но я люблю светленьких и подружелюбнее. Вот! - радостно восклицает она, вытянув с полки какую-то вещь.
Это оказывается набор из шелкового халата и ночнушки нежно-голубого цвета. По словам подруги, она купила эту прелесть себе, но прогадала с размером, поэтому без сожалений отдает ее мне.
-Великолепно, - парирует она, когда я облачаюсь в нежное облако ткани. - Кстати, если на чистоту, то Гонсалес - твой пассажир.
-Не неси ерунды, Агат.
-Я, между прочим, дело говорю. Ты сама посуди: в первую вашу встречу ты здорово привлекла к себе внимание, он точно тебя запомнил, а значит и заинтересовался. Хотя там сложно было не заинтересоваться, выглядела ты, конечно, не как прилежный товарищ следователь, - издает смешок подруга, - но как завораживающая взгляд девушка. Все эти чуть растрепанные светленькие волосы, красные щечки и горящий взгляд, ммм... - начинает облизываться Агата, за что получает от меня подушкой.
-Ты совсем уже что ли!? - начинаю я возмущаться, но сделать это мне не удается.
-Не отрицай. Да и внимания он на тебя за два дня обратил больше, чем на всех наших змеюк вместе взятых. Так что, Алиска, не упусти мужика. Сразу за жабры и в ЗАГС, - хихикает ярковолосая.
Кое-как прерываю поток слов женщины, которая уже выбирает цветовую гамму оформления зала, в котором будет проходить свадьба. Остановиться Агату вынуждает только мое убеждение, что сейчас нам лучше заняться моим поклонником с маньяческими наклонностями. Мы выкладываем все улики в ряд, и начинаем выдавать предположения, кем он является на самом деле.
Вопросы вызвал у на стих, который я предусмотрительно сфотографировала, но ничего подобного в интернете найти нам не удалось, поэтому мы оставили сии попытки.
-В итоге, чудак с розами выглядит так, - начинаю я складывать единый образ з всего имеющегося. - Среднего роста и телосложения, на лице особых примет нет, плохое зрение, из-за чего вероятно ходит в очках, на “дело” надевает черные шерстяные перчатки, склонен к стихосложению, не беден, судя по количеству и стоимости цветов, и последнее, он мне неизвестен, о чем можно понять из строчек: “Не знаешь ты меня”. Еще есть перстень на его руке, но качество ужасное, сомневаюсь, что кто-то вообще поймет, кто автор этой работы, если она имеет ценность.
