— Инна Васильевна, этот ребёнок не должен родиться. Он… неправильный.
— Изнасиловали? – шёпотом задаёт вопрос, поникнув, но не сбавляя своего энтузиазма уговорить меня оставить малыша.
— Нет.
— Тогда в чём проблема? – спрашивает и, встав со своего кресла, садится ко мне на кушетку и словно мама обнимает.
— Я влюбилась в одного хорошего человека и была бы рада оказаться от него беременной. Пусть незапланированно, но точно бы оставила малыша… Но после одной правды я, наверное, не смогу. Малыш может оказаться больным…
— И…
— Отец ребёнка — мой… дядя, но я правда не знала тогда… и… Инна Васильевна! Я не знаю, что делать. Я же против прерывания беременности, но… здесь надо.
— Ох... – выдыхает, а после, словно набравшись откуда-то сил, начинает. — Так! Даша, на моей практике было два таких случая. Я, конечно, должна посоветовать тебе сделать аборт, но… возможно, меня отсюда уволят, но не делай этого. Вероятность того, что ребёнок родится особенным, примерно пятнадцать процентов, но восемьдесят пять на нашей стороне. При должном наблюдении и внимательном контроле мы сможем выявить проблемы на раннем этапе и попробовать их устранить. Оба случая из моей практики закончились благополучно, не считая девушки, сын которой оказался болен гемофилией, но она не жалуется на это и счастлива, что однажды рискнула, родив от двоюродного брата, о родстве с которым и не подозревала. Ребёнок окажется болен только в том случае, если в генах его родителей присутствует одинаковая копия дефектного гена. Такое может случиться даже у обычных неродственных пар.
— Я боюсь.
— Мы можем рискнуть, Даша, — уговаривает, и я хочу ей поддаться и оставить малыша. — Подумай несколько дней, а после приходи ко мне. Если скажешь, то выпишу направление на прерывание беременности, но если ты решишь рожать, то я пойду с тобой до конца, — прижимает ещё крепче. — Главный вопрос: готова ли ты рискнуть? Если всё же ребёнок родится больным, готова будешь его принять?
— Я не знаю…
— Зато я знаю. Ты сможешь, потому что уже любишь, — произносит, глазами указав на мою руку, поглаживающую живот, размазывающую по нему гель, который Инна Васильевна не убрала. — Но, в любом случае, решение за тобой. И не нервничать! Плохо и для тебя, и для плода.
— Мне надо подумать… — отвечаю. – Я посоветуюсь с мамой.
Но в этот день, как и следующие, маме будет не до меня, как, в принципе, обычно. Кажется, этот день оказался напрочь проклятым и невезучим, иначе как объяснить, что самое ужасно-прекрасное в моей жизни произошло именно сегодня?
— Мам, мам, — кричу с порога, скидывая обувь. – Мама!
— Даша, иди скорее сюда, — радостно зовёт меня родительница. – Мы в гостиной.
Игнорируя её «мы», иду к ней, настроенная во что бы то ни стало поговорить и попросить совета у мамы. Она точно ничего плохого не посоветует. Отчасти я уже решила рожать, но мне нужен кто-то, кто скажет, что будет со мной. Да, Инна Васильевна обещала мне это, но… я хочу, чтобы родной мне человек тоже меня поддержал.
— Мам… — начинаю, входя в комнату, но здесь замечаю сидящего в кресле Алекса. Вальяжно развалившись, с ухмылкой смотрит на меня, всем своим видом показывая, что он здесь решает, что и как отныне будет.
— Даша! – весело мурлычет мама. – Я замуж выхожу!
— Что? – переспрашиваю, надеясь, что мне послышалось.
— Я выхожу замуж за Алекса. Старые чувства вспыхнули. Мы решили не тянуть, и вот… скоро я стану женой. Даже не верится… — продолжает говорить мама, но я, смотря на Гринберга, не в силах поверить в то, что происходит. – Смотри, какое кольцо он мне подарил, — выставляет вперёд руку, но я даже не смотрю в её сторону.
— И теперь я буду жить с вами, — добавляет Алекс, смотря на меня безотрывно. – Ты рада, Дашенька? Этого хотела? Рада за свою маму? Помнишь, я рассказывал, для чего приехал? Так… вот думаю, пора начать…
«– Если бы тебя здесь ничего не держало, то ты бы не вернулся.
— Возможно, ты права, — отвечает Алекс, недолго подумав. — Есть кое-что.
— Что же? Любовь? – спрашиваю и начинаю смеяться. – Великая и неземная?
— Месть, — выдыхает мужчина, впитывая каждую грань моей реакции.
— Кому же ты мстишь? – спрашиваю его, не поверив в его слова.
— Предателям…»
Он мстит… Алекс не соврал…
«— Мы когда-то с Алексом были женихом и невестой, доченька, — вмешивается родительница, ехидно рассказывая одну из тайн своего прошлого. — У нас была большая любовь…
— Но потом она меня предала… — добавляет Гринберг, бросив колючий взгляд в сторону моей матери. – Как и все.»
— Нет! – кричу... но меня уже никто не слышит.
Глава 26
Алекс
— Нет! Не трогай ее! – кричит Даша, смотря на меня с диким ужасом в глазах, поняв, что значат мои слова.
Я собирался отомстить Иде, и вовсе не потому, что она когда-то меня предала, а потому, что не позволяет нам с Дашей быть вместе, выдумав, вероятнее всего, очередную ложь, которой кормила меня во время наших отношений. Изучив ее досье от и до, я был подвержен сомнениям, что Дашенька – дочь моего братца. У этой меркантильной женщины было много мужиков, каждый из которых может являться отцом моей девочки. И не факт, что это Алексей.
К тому же, Даша и Ида носят фамилию бывшего мужа Иды, который был между мной и моим братом. Почему брат не дал своей дочери мою бывшую фамилию — Тимофеев? Тут явно что-то не так… Хотя, тут могла постараться моя матушка, борющаяся за чистоту и репутацию своей фамилии.
Да, Леша оказался любящим отцом для Дашеньки, но зная его и то, как он любил детей независимо от их происхождения, он мог быть таким для Даши просто так, без родства. В это, к слову, легко поверить, вспоминая, как однажды он притащил домой маленькую девочку с детской площадки, потребовав, чтобы ее удочерили. А тогда ему было всего пять лет.
Сопоставляя сейчас Дашу и брата, я с уверенностью могу сказать, что девочка набралась доброты, отзывчивости и самоотверженности у Алексея. Она и правда на него похожа и отчасти может быть его дочерью, но я так этого не хочу.
Глаза моей девочки постепенно туманятся, а после, пошатнувшись, она начинает медленно оседать на пол явно в приступе обморока.
Подорвавшись с кресла, подлетаю к ней и вовремя успеваю схватить, не давая ей больно удариться головой и чем-либо еще. Ее тело полностью обмякает в моих руках, глаза закрываются, свидетельствуя, что Дарья потеряла сознание.
В моей голове тут же проносятся сотни ужасных мыслей. Одна хуже другой. Сердце готово выскочить от вида девушки в данный момент. Бледная, синяки под глазами видимы еще лучше, чем утром, а еще мне кажется, что она плакала. Но почему охрана, приставленная к ней, не доложила мне об этом?
