— Хорошо. Спасибо, — кидаю и как ошпаренный выскакиваю из собственного кабинета, стремясь как можно быстрее оказаться рядом с лифтом и наконец увидеть ту, что стоит последние несколько дней у меня перед глазами.
Аннабель
— Мне страшно, — шепчу Алексу, стоя с ним позади юристов, нанятых другом, чтобы контролировать продажу акции компании, принадлежащих мне и моему брату. — Мне очень и очень страшно, — тихо проговариваю. — У меня коленки трясутся и скоро перестанут держать.
— Всё будет хорошо, — подбадривает он меня и, приобняв за плечи, произносит так тихо, чтобы юристы его не слышали. — Мы здесь всем покажем, кто в компании биг босс! Да, Анют? — подмигивает. — Заставим Льва тебе кофе приносить? Бумажки на подпись…
— Скрепки перебирать… — добавляю капельку обиженно.
— Никогда его за это не простишь? — спрашивает с улыбкой.
За те несколько дней, что мы готовили и нанимали людей, я более или менее пришла в себя. Лев и его предательство отошло на второй план, а Рома — на первый. Каждый вечер я разговаривала с отцом Алекса и братом. Я видела, как появляется еле заметная улыбка на его губах, когда он видит меня в экране ноутбука. Моя же от этого становится ещё шире.
— Неа, — с улыбкой киваю головой. — За это НИКОГДА! Всю жизнь буду помнить, как меня три тысячи семьсот сорок три скрепки сортировать по цветам заставили и главное: Анна, не уходите, пока не сделаете все дела. Я на ужин опоздала из-за этого. Всю жизнь буду помнить! Прощать за это даже не думаю!
— Только за это не простишь? — скрыв интерес за очередным шуточным вопросом, спрашивает Гринберг — младший, склонив голову набок. — Может вам поговорить со Львом? Обсудить всё? Я помню, как он на тебя смотрел тогда в доме.
— Не думаю, что нас есть, о чём говорить, Алекс, — слегка грубо отрываю его. — Мы больше не принадлежим друг другу. И единственное, что нас пока связывает: «KraBella Hotel Group» и ничего больше.
— Ошибаешься, Анют, — тянет друг, печально усмехнувшись. — Да, возможно, он совершил ошибку, но… он чувствует за неё вину. И сейчас во мне не мужская солидарность говорит. Ему правда жаль, чего он там не натворил.
— Не думаю…
— Меньше думай, — кидает, прыскает от смеха. — Просто поговори с ним и посмотри в его глаза. Если увидишь в них сожаление, то смело прощай, а если они окажутся пустыми, то тогда это не твой человек. Тебе нужно увидеть и услышать его.
— А чего ты тогда с матерью и невестой не поговоришь? — возмущённо интересуюсь. — Посмотришь им в глаза…?
— Потому что в отличие от твоего Льва, они со мной встречи не ищут, а я с ними. А ты, девочка моя, любишь его и его имя шепчешь, когда спишь, потому что хочешь быть рядом и всё ему простить, — читает он меня, словно открытую книгу, за что хочется его задушить, но кто тогда меня на путь истинный направит?
— Ничего такого не делаю, — упрямо заявляю, скрестив руки на груди и даже отвернувшись от него, давая понять, что обиделась. Но лишь для того, чтобы он закрыл тему.
— Ну да, ну да… А давай поспорим? — неожиданно предлагает и я оборачиваюсь, вопрошающе посмотрев на него. — Даю вам максимум год, а после мы будем гулять на вашей с ним свадьбе. Если это окажется так, то… должна будешь назвать первого вашего сына в мою честь, а если я проиграю, то…
— То ты свою дочь назовёшь в честь меня: Аннабель? — вношу своё условие и протягиваю руку, уже представляя, как буду нянчить тёску.
— Договорились, — заключает он и пожимает мою руку. — А теперь вперёд, красотка! Я в тебя верю… У тебя получиться всё!
Лев
Дверцы лифта открывают, предоставляя моим глазам вначале группу незнакомых мужчин, а затем мою любимую в сопровождении её верного и незаменимого друга. Улыбаясь друг другу, они пожимают руки словно заключили сделку. Аня даже улыбается, но стоит ей заметить меня, стоящего напротив лифта и улыбка бесследно исчезает с её лица, обнажив её истинные эмоции всего лишь на несколько мгновении. Но после она, как обычно, собирается, и я вижу лёд… Беллу. Высоко задрав подбородок, одаривает меня высокомерным взглядом и что-то говорит Гринбергу.
Отпустив руку друга, она пропускает его вперёд и даёт ему выйти из лифта вслед за юристами. Сама же опустив глаза в пол, намеревается выйти за ним, но не суждено.
Подавшись безумному порыву, вталкиваю девушку обратно в лифт и сам мигом заскакиваю внутрь и быстро нажимаю на кнопку закрытия дверей лифта.
В тот момент, когда я нажимал эту кнопку, то в моей голове билась одна-единственная мысль-угроза, что Алекс попытается меня остановить и не дать подруге остаться со мной наедине, но он лишь с улыбкой помахал подруге рукой и дал нам оказаться наедине.
— Что ты сделал? — с притворным спокойствие спрашивает Аня, но я слышу в её голосе страх, панику и слёзы.
Собравшись с духом, оборачиваюсь к любимой женщине, вглядываюсь в её лицо с признаками ночных или недавних слёз. Меня тут же охватывает злость на самого себя за то, что из-за меня, моих глупых страхов и глупости, Аня теперь страдает и вынуждена бороться со всем сама.
— Пытаюсь поговорить, — пожимаю плечами, став в нескольких сантиметрах от неё. — Ань, прости меня. Сейчас глупо говорить что-либо в своё оправдание, поэтому: Прости…
— За что именно? — задаёт вопрос, подняв на меня глаза. — За… попытку убить малыша или за… попытку скрыть от меня это, когда я не помню? Ты же общался со мной и даже не показывал, что ты далеко не пушистый и милый.
— За всё, любимая! Я люблю тебя! И готов просить прощение, пока ты не простишь меня! Год! Два! Всю жизнь, но я верю, что однажды ты меня простишь, потому что тоже любишь, — проговаривая, видя отклик в её глазах. — Я виноват, но… я просто боялся.
— Ребёнка, Лев? — восклицает, сделав попытку оттолкнуть меня, но этим сделала только хуже для себя, ведь теперь я сжимаю её в объятиях и не намерен их ослаблять. — Маленькую кроху, что плакала бы по ночам, прося подойти к ней и улыбнуться, поговорить, покормить? Малышку, что смотрела бы на меня глазами ангела, что видит в тебе самого лучшего человека и любила бы тебя так, как не любит никто? Или тому, что пришлось…
— Того, что могу потерять тебя, — выдыхаю, прервав поток её слов.
— Но в итоге ты это и получил, Лев. Тогда в чём была цель?
— Я не подсыпал тебе то лекарство! Мне сказали, что есть такие таблетки. Я купил и… хотел! Но потом понял, что не могу лишить тебя ребёнка. Не могу убить собственное дитя, которое ни в чём не виновато.
— Какой смысл мне говорить это сейчас? — шепчет вопрос, не сдерживая слезы. — Ты уже ничего не докажешь, а я не поверю! Прошло уже много лет… мне жаль, что мне вновь приходится всё это сейчас переживать.
— Да! Прошло много лет, что мы потеряли, и я так и не смог тебе всё рассказать, — беру её лицу в ладони и заставляю посмотреть мне в глаза. — Я люблю тебя и прошу простить! Поверить мне, что я не хотел! Бес попутал, но я бы не убил вас! Не смог! Потому что люблю вас! Потому что стыдно! Поэтому не рассказывал никому об этом всем. Ты мне веришь? Веришь, что я бы не навредил вам?
