– У них есть имена, у этих друзей?
– Прасамаккус и Гвалчмай.
Северин вздохнул.
– Проводи их сюда и распорядись, чтобы подали вина и фрукты. Они останутся на ночь, так что позаботься о комнатах для них.
– Нагреть воду, господин, чтобы гости приняли ванну?
– Не нужно. Наши гости – британцы и моются редко. Но найди в деревне двух девушек, чтобы согреть их постели.
– Слушаю, господин, – сказал Нико с поклоном и вышел, а Северин встал, расправил длинную тогу и почувствовал, как тихая безмятежность исчезает без следа.
Он повернулся и увидел, что по мощеной дорожке к нему, припадая на хромую ногу, приближается Прасамаккус, а за ним следует высокий, прямой, как древко копья, кантий, носящий прозвище Боевой Пес Короля.
Он неизменно оказывал им почтение, подобающее приближенным короля, однако, поселившись на вилле, питал надежду, что никогда их больше не увидит. Он всегда чувствовал себя неловко с британцами.
– Добро пожаловать в мой дом, – сказал Северин Альбин, сдержанно поклонившись. – Я приказал подать нам вина. – Он указал на мраморную скамью, и Прасамаккус с благодарностью опустился на нее, но Гвалчмай остался стоять рядом с ним, скрестив могучие руки на груди. – Полагаю, вы здесь, чтобы пригласить меня на похороны?
– Король не умер, – сказал Прасамаккус, и Северин сумел совладать с собой, потому что Прасамаккус умолк, так как к ним подошел слуга, держа серебряный поднос с двумя кубками, полными вина, и кувшином с водой. Поставив поднос на широкий подлокотник скамьи, слуга бесшумно удалился.
– Не умер? Но ведь он три дня лежит на погребальном ложе.
– Он на Хрустальном Острове, оправляется от ран, – сказал Гвалчмай.
– Рад это слышать. Как я понимаю, готы намерены выступить против нас и войско нуждается в короле.
– Нам нужна твоя помощь, – заявил Гвалчмай напрямик. – И легионеров из Девятого.
Северин сухо улыбнулся.
– Девятый легион более не существует. Ветераны взяли полагавшиеся им земельные участки, и теперь они простые граждане, причем самому молодому за пятьдесят. Как вам хорошо известно, король распустил Девятый, даровав им отдых, который они более чем заслужили.
Война – дело молодых, Гвалчмай.
– Они нужны нам не для войны, Северин, – сказал Прасамаккус. – Меч Силы исчез, и его необходимо отыскать. – Бригант рассказал их хозяину про нападение на короля и про предположение Кулейна о судьбе Меча. Северин слушал, не пошевельнувшись, не спуская темных глаз с лица Прасамаккуса.
– Мало кто из людей, – сказал Северин, – понимал силу Меча. Но я видел, как Меч рассекал воздух, будто занавес, чтобы высвободить нас из Тумана, и однажды Утер объяснил, почему он всегда знал, где враг нанесет удар. Меч столь же важен, как сам король. Да, конечно, созвать ветеранов Девятого можно, но времени на розыски нет. Вы сказали, что в том месте внезапно усилится магия. В мирное время, возможно, поиски имели бы смысл, но во время войны? Толпы беглецов, вражеские отряды, разруха, страдания и смерть. Нет, поиски наугад бессмысленны.
– Так что же делать? – спросил Гвалчмай.
– Только один человек знает, куда был отослан Меч.
Мы должны спросить его!
– Король пребывает в состоянии сходном со смертью. Он не способен говорить.
– Да, когда вы его видели в последний раз, Прасамаккус. Но если Кулейн отвез его на волшебный Остров, он ведь мог уже очнуться?
– Так что ты предлагаешь, полководец?
– Я пошлю весть ветеранам Девятого. Но не уповайте, что их соберется много. Одни умерли, другие вернулись в Италию в надежде найти какую-нибудь связь с их прошлым. А мы завтра отправимся на юго-запад.
– Я не могу поехать с тобой, полководец, – сказал Прасамаккус. – Я должен отправиться в Каледоны.
Северин кивнул.
– А ты, Гвалчмай?
– Поеду с тобой. Здесь мне делать нечего, – Не только тебе, но и всем нам, – сказал Северин. – Мир изменяется. Растут новые империи, старые гибнут. Дела стран подобны жизни человека. Нет человека и нет империи, которые могли бы долго противостоять упадку.
– Ты думаешь, готы победят? – вспылил Гвалчмай.
– Не готы, так саксы или юты. Я убеждал Утера набирать в легионы сакских воинов, пожаловать им некоторое самоуправление. Но он и слушать не желал. На одном только сакском юге есть тридцать тысяч человек, способных носить меч. Гордых людей. Сильных людей.
Это королевство переживет Утера ненадолго.
– За двадцать пять лет мы не потерпели ни единого поражения, – сказал Гвалчмай упрямо.
– А что этот срок для истории? Когда я был молод в дни Клавдия, Рим правил миром. Где теперь римляне?
– Думаю, старость притупила твое мужество.
– Нет, Гвалчмай. Четыреста лет в Тумане укрепили мою мудрость. Вам приготовлены комнаты. Пойдите отдохните, мы поговорим позже.
Британцы направились к вилле, оставив старого полководца одного в саду, где его нашел Нико.
– Не нужно ли тебе чего-нибудь, господин?
– Какие известия от купцов?
– Они говорят, что по ту сторону моря собирается огромное войско и что Вотан будет тут через месяц-другой.
– И как намерены поступить купцы?
– Очень многие припрятали свои богатства. Некоторые думают отправиться со всем нажитым в Испанию или Африку и начать там дело заново. Но большинство готовятся встретить готов с покорностью. Так уж заведено в мире.
– А ты, Никодим?
– Я, господин? Ну, я буду с тобой. Как же еще?
– Чепуха! Ты не потратил десять лет, наживая богатство, для того лишь, чтобы умереть моим рабом.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, господин?
– Сейчас не время для отрицаний. Ты решился вручить мои деньги Абригию, и он вернулся с грузом шелков, так что я выручил порядочную сумму. Ты забрал как свое вознаграждение сто серебряных монет, которые искусно приумножал снова и снова.
Нико пожал плечами.
– И давно ты знаешь?
– Шесть лет. Завтра я уезжаю и думаю, что не вернусь. Если я не возвращусь домой до истечения года, тогда вилла – твоя, как и все мои деньги. Запечатанный пергамент с нужными распоряжениями хранится у Кассия. Мои рабы получат вольную, а женщине Тристе выдашь указанную там сумму: мне с ней было хорошо.
Ты присмотришь, чтобы все это было выполнено?
– Конечно, господин, но все-таки я уповаю, что тебе предстоит еще долгая жизнь и что ты не замедлишь вернуться.
Северин засмеялся.
– Все еще лжешь, плут! Приготовь мой меч и боевую броню – не парадный нагрудник, а старый кожаный панцирь. Ну а конь… я возьму Каниса.