– Господин Чемберлен и господин Даладье не только добились от свободного мира осуждения действий СССР, но и поставили вопрос об изгнании русских из Лиги наций!! Вы представляете себе, какой это позор для цивилизованного государства?! – требовательно вопрошал британец. Он говорил так проникновенно и выразительно, что от его слов бедного президента просто бросало в дрожь. Действительно, позор джунглям был ужасным. Что подумает дон Педро?! Что скажет сеньора Амалия?! Как смотреть в глаза благородному сообществу?!
Не приведи господь оказаться на месте Сталина, которого теперь не пустят ни в один приличный дом и не подадут руки при встрече. Все будут только сторониться как прокаженного или вообще перестанут замечать как шу́дру.
Заводя разговор о Лиге наций, хитрые финские союзники скромно забывали о том, что к этому моменту по тем или иным причинам Лигу покинули такие тяжеловесы мировой политики, как Штаты, Германия, Италия и Япония. К декабрю 1939 года из числа ведущих держав в ней оставались лишь Англия и Франция. Одним словом, была Лигой, а стала – фигой.
Это сравнение, данное пролетарским поэтом, было очень точным и весьма емким, но завороженные приглашением в клуб большой европейской политики финны не обратили на этот факт никакого внимания. Главное – от нас не отказались, главное – мы по-прежнему вместе, несмотря на то что все задуманное пошло не так. Нас по-прежнему считают равноправным партнером, и значит, все будет хорошо.
Видя, как господин Каллио обрадовался относительно грядущего изгнания Сталина из Лиги наций, господа визитеры остались довольны результатом своего вояжа. Призвав финского президента держаться и крепиться, а также заверив, что великий дуумвират о них постоянно помнит, они величественно удалились. Много ли надо для наивного и доверчивого туземца. Дружеское похлопывание по плечу и обещание хорошей жизни без каких-либо обязательств. Главное – мы с тобой, а дальше сама-сама-сама.
Совсем в ином ключе протекал разговор англофранцузских союзников с маршалом Маннергеймом. Будь их воля, они бы не стали отрывать шведского барона от фронтовой ставки, куда его отправили господа политиканы, но иного выхода у них не было.
Только такая легендарная фигура, как Маннергейм, победитель русских большевиков и красных финнов, мог встряхнуть и вывести страну из шока, в который ее ввергло начало войны и отступление армии.
Поэтому господа союзники были вынуждены сквозь зубы петь дифирамбы мудрости Каллио и почтительно раскланиваться с человеком, имевшим прочную прогерманскую ориентацию и умевшим отделять котлеты от мух.
Первым делом, заступив на пост главнокомандующего финской армией, Маннергейм в пух и прах разнес военные планы своих предшественников.
– Созданный и утвержденный мною наступательный план против русских гласил, что мы наступаем на Архангельск только при возникновении благоприятных условий для этого! Вы помните об этом?! – громил штабистов маршал.
– Да, экселенц, – покорно лепетал ему в ответ нестройный генеральский хор.
– Были изменены основы плана и его приложения?! – продолжал допрос Маннергейм.
– Нет, экселенц.
– Тогда почему вы стали готовить нападение на русских, если в приложении черным по белому расшифрованы эти благоприятные условия? – маршал на секунду замолчал, а затем принялся цитировать по памяти: – Наиболее благоприятным моментом для вступления Финляндии в войну против России является начало агрессии со стороны третьей стороны или стран. Только тогда финская армия может перейти к активным действиям и начать наступление на Архангельск и Ленинград. Во всех других случаях Финляндия должна вести оборонительную тактику. Я правильно излагаю?!
– Да, экселенц.
– Так какого черта вы затеяли войну, будучи не готовы к ней?! – маршальский бас разлетелся по всему кабинету, подавляя у стоящих перед ним военных всякую волю к диалогу. – Что молчите? Я вас спрашиваю!
– План предстоящей войны был принят совместной комиссией с представителями британского и французского генерального штабов, – наконец выдавил из себя один из штабистов.
– Мне стыдно за вас, Манфред. Как вы могли пойти на поводу у этих людей и изменить мой план им в угоду?! Как?! – с горечью воскликнул маршал. – Как было можно перевести нашу армию из положения ладьи или слона в простую разменную пешку?! Ведь мы должны были напасть на Россию тогда, когда все ее силы будут раздроблены по разным углам, а не тогда, когда они собраны в единый кулак и могут так ударить, что размажут всю нашу армию как комара!
– Нас попросил об этом господин президент, – с трудом выдавил из себя военный и тотчас получил в ответ гневную отповедь.
– С каких пор политики стали учить военных, как им воевать?! Хорошо, они далекие от стратегии люди, но вы, офицерская кость, вы же прекрасно понимаете, что по плану господ союзников наша армия отдается на заклание русским. Точно так же, как до этого ими были отданы немцам чехи и поляки.
– Вы говорите так, как будто наша армия разбита и русские вот-вот войдут в Хельсинки, а это не так. Наши войска вместе с отрядами шюцкора достойно держат удар, – рискнул возразить маршалу полковник и был моментально им растоптан.
– Наша армия должна благодарить бога за то, что Россия многонациональная страна и воюет против нас многонациональная армия. Мне трудно представить, что было бы, если против нас воевали дивизии, составленные из выходцев с Русского Севера или Сибири, которые так же, как и мы, привычны к этому климату. Так же как и мы, хорошо знают местность, где предстоит воевать. Хорошо экипированы и вооружены и, кроме того, имеют свои старые счеты. Вот эти давно бы вышли через Лапландию к Ботническому заливу и обошли наши укрепления на перешейке со стороны Ладоги, – сказано было громко и безапелляционно, подобно хлесткой пощечине, что дает матерый ветеран зарвавшемуся юнцу.
Получив плюху, полковник покрылся красными пятнами и понуро опустил голову, но своей речью маршал исчерпал запас своего гнева и молний. Дав волю чувствам в отношении бестолковых подчиненных, он успокоился. Ему предстояло работать с ними ради спасения республики. Строить планы, разгадывать намерения противника и пытаться переиграть его.
От первоначального плана нанесения удара русским в районе восточной Карелии и выхода к Архангельску пришлось отказаться. Не наступай русские на дальнем севере и в Лапландии, финны бы смогли не только остановить наступление врага в Карелии, но и при хорошем исходе дела потеснить его. Местные условия исключали создание сплошной и непрерывной линии фронта, давая возможность обходить фланги противника и атаковать его с тыла.
Однако угрожающее положение северных провинций заставляло маршала дробить свои скромные резервы, бросать их на помощь терпящим бедствие войскам.
Единая и крепкая финская армия стремительно расползалась подобно кафтану из знаменитой басни, угрожая в скором времени треснуть пополам.
Положение было сложным, но прорабатывая различные варианты, Маннергейм пришел к необычному выводу. Для эффективной борьбы с русскими нужно было провести свое контрнаступление.
