– Ну, а что еще интересное, что-нибудь необычное у них не заметил? – с хитринкой поинтересовался комдив.
– Необычное? – Любавин на секунду задумался. – Уж очень много у них ручных пулеметов было. У нас на взвод один-два «дегтяря» приходится, а у них не меньше десятка имелось. Строчили так, что голову поднять было невозможно.
– Это, скорее всего, скорострельные винтовки по типу наших «симоновок», – высказал предположение Рокоссовский, вспоминая все известные ему виды стрелкового оружия, но собеседник имел иное мнение.
– У винтовки магазин маленький, товарищ комдив. Одна-две очереди и все, а эти хоть и били короткими очередями, но очень часто.
– Может, огонь вели из разных мест, а тебе показалось, что стрелял один человек? В суматохе боя такое бывает.
– Нет, – твердо произнес Любавин после короткого раздумья. – Когда в атаку шли, я хорошо видел, где очередями на нас били, а где одиночными. Да и в госпитале многие из раненых про эти «пулеметы» говорили.
– Ладно. Разобьем финнов, тогда у них и спросим, чем это они против нас воюют, – усмехнулся Рокоссовский.
– Поскорей бы! – воскликнул старший лейтенант, но его слова не нашли отклика со стороны собеседника.
– Торопливость не лучший спутник командира в бою. Быстрота и натиск – это да, но торопливость приводит к неоправданным потерям людей. Людей, за которых мы в ответе перед страной, товарищем Сталиным и их родными и близкими. Об этом надо постоянно помнить, – наставительно произнес Рокоссовский.
– Есть помнить, товарищ комдив, – ответил Любавин, и разговор прервался до самого КПП на въезде в Каменск.
Добравшись до цели своего назначения, Василий стал прощаться со своим попутчиком, но тот, к удивлению Любавина, не отпустил его. Вместе с ним Рокоссовский зашел в кабинет комбрига Горского, ведавшего кадрами 7-й армии, знакомого ему по прежней службе в Белоруссии.
– Ты, Кондрат Филимонович, в своем донесении жаловался на нехватку в полках командного состава, так вот я тебе привез старшего лейтенанта Любавина. Толковый командир, хоть и недавно из училища. Принимал участие в польском походе. Также успел повоевать с финнами на реке Быстрая, под командованием Грендаля, где получил контузию, – отрекомендовал Василия комдив, и на усталом лице Горского появилась радостная улыбка.
– Значит, прямо из госпиталя за назначением? – спросил он, быстро пробегая глазами документы Любавина.
– Так точно, товарищ комбриг. Готов приступить к службе.
– Это хорошо, это очень хорошо, – Горский нагнулся над листами бумаги, быстро соображая, как лучше ему распорядиться подарком Рокоссовского. Потери среди командного состава после недавнего наступления достигали шестидесяти процентов, и каждый командир с боевым опытом был на вес золота.
– Поедете в полк майора Телегина и примете под командование второй батальон, – комбриг, сделал отметку карандашом и, довольный тем, что смог закрыть прореху в штатном расписании полк, поднял глаза на Любавина. Он ожидал увидеть на лице у того радость от своего решения, но ничего этого у Василия не было и в помине.
– Что, товарищ Любавин, испугались такому назначению?
– Никак нет, товарищ комбриг, не испугался, но честно говоря, удивлен. Я ведь ротой только два месяца прокомандовал, а тут сразу целый батальон дают. Неожиданно так, – честно признался Горскому Василий.
– То, что не боитесь – это хорошо. Советскому комсомольцу не к лицу бояться различных трудностей в жизни, а что касается опыта, так это дело наживное. Не боги горшки обжигают, а люди. Отправляйтесь в полк к Телегину, принимайте командование батальоном и помните: не знаете – подскажем, не будет получаться – поможем. Мы окажем вам любую помощь в этом деле, но и спросим с вас по полной мере. Вам все ясно?
– Так точно, товарищ комбриг, – бодро отрапортовал Любавин, стараясь не столько понравиться Горскому, сколько не подвести давшего ему столь лестную характеристику Рокоссовского.
– Вот и хорошо, – комбриг размашисто наложил карандашом резолюцию и протянул бумаги Любавину. – Отправляйтесь в кадры, вторая дверь по коридору направо. Всего доброго.
– Успехов вам, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, что еще свидимся, – Рокоссовский пожал руку Любавину.
– Спасибо, товарищ комдив. Постараюсь оправдать оказанное мне вами доверие, – козырнул Василий и, повернувшись через левое плечо, покинул кабинет.
– И куда ты его отправил? – спросил Рокоссовский, когда дверь за Любавиным закрылась.
– Под Лядхе. Там недавно такая каша была, жуть. С большим скрипом от финнов отбились, – честно ответил Горский.
– Судя по тому, что вместо роты ты дал лейтенанту батальон, потери среди комсостава весьма серьезные. Я прав?
– Более чем, Константин Константинович, – со вздохом ответил комбриг. – Ты думаешь, я от хорошей жизни поставил на полковничью должность майора, а на майорскую – старшего лейтенанта. У нас во время штурма были серьезные потери среди комсостава, а после финского наступления так караул. Представляешь, ни одного комбата в строю не осталось. Ни одного, а Мерецков говорит о новом наступлении!
На лице комбрига заходили желваки, но он быстро справился с эмоциями и перевел разговор на другую, не менее важную и животрепещущую для командиров тему:
– Ты сам какими ветрами сюда занесен?
В заданном вопросе было много недосказанности, которая была хорошо понятна для любого военного, пережившего нелегкие годы «ежовской чистки».
– У меня все в порядке. Полностью реабилитирован и по приказу командарма Тимошенко направлен сюда в качестве представителя штаба фронта в 7-й армии.
– Представителя штаба фронта? – удивился Горский.
– Да. По предложению Шапошникова карельское направление переименовано в Северо-Западный фронт и его командующим назначен Семен Константинович.
– А Мерецкова куда? Начштабом фронта или так и останется на армии? – с интересом спросил комбриг.
– На армии. Начштабом фронта назначен командарм Смородинов, а что, это так важно?
– Даже очень. Если останется на армии, то, скорее всего, наступления в ближайшее время не будет… – Горский вопросительно посмотрел на собеседника, и тот с ним согласился.
– Скорее всего, ты прав. Пока Тимошенко вникнет в дело, пока примет решение – пройдет время.
– Значит, недели две-три спокойного времени есть, и мы успеем пополнить личный состав армии, – обрадовался комбриг.
– Успеете, – заверил его Рокоссовский, – там сильно за ваше направление взялись. Приказано помочь чем угодно, но чтобы к началу весны конфликт был завершен.
– Думаешь, успеем?
– А это как воевать будем… – многозначительно ответил комдив, и от его слов у Горского пробежали мурашки. Так сильно впечатались в сознание военных обрушившиеся на их головы репрессии.
