– Дай мне ракушку, – пробормотал он, чувствуя приближение смерти.
– Не глупи, – сказала Хайден. – Мы почти на месте.
Три вдовы подняли Эшлин на борт, потом помогли Бершаду перебраться через поручни. Под конец он уже не дышал.
– У него в легком нож, – сказал кто-то. – Надо вытащить клинок.
– Нож задел сердце. Если его вытащить, то драконьер умрет от кровоизлияния.
– А если не вытащить, то он задохнется.
У Бершада потемнело в глазах. Как странно – он перенес столько тягот и лишений, а теперь погибает от жалкого куска стали. Хорошо хоть море рядом.
– Нужен мох! – прозвучал знакомый голос. – Раздобудьте ему клочок мха!
Фельгор.
Бершад с трудом приоткрыл глаз, увидел смутные очертания Фельгора, который носился по палубе.
– Что это в руке у королевы? Мох?
– Не знаю, оно все обугленное…
– Да, это божий мох, – сказала Хайден.
– Отлично! Тут еще остались необожженные кусочки. – Фельгор склонился над Эшлин и аккуратно собрал мох с ее ладони. – Надеюсь, хватит. – Он с озабоченным видом обратился к Бершаду: – Потерпи еще немного, приятель, все будет хорошо.
Бершад ощутил, как из груди вытаскивают нож. На палубу хлынула кровь, но рука Фельгора тут же накрыла рану. По телу Бершада расплывалось тепло, кости и внутренние органы исцелялись.
Бершад глубоко вздохнул.
Фельгор довольно улыбнулся:
– Я снова спас тебе жизнь, Сайлас. – Он посмотрел на берег. – Вот теперь я чувствую себя настоящим героем.
Матросы подняли якорь и сели на весла.
48
Эшлин
Альмира, Атласское побережье
Эшлин очнулась в сумрачном трюме корабля. Корпус мерно покачивался на волнах. Ужасно болела голова, а во рту ощущался противный металлический привкус. Эшлин машинально коснулась запястья. Драконья нить была на месте. Сражение помнилось смутно, но с каждым мигом воспоминания становились все четче. Она убила Седара Уоллеса. И кого еще? Сотни, тысячи погибших…
– Ты очнулась.
Эшлин приподнялась на тюфяке. Рядом с ней сидел Сайлас. Грудь его была перебинтована, но повязку не пятнала кровь.
Сайлас протянул ей глиняный кувшин:
– Выпей, поможет.
Она медленно отпила холодного рисового вина, которое отбило противный привкус во рту. Потом выдохнула – и с губ сорвалась струйка пара. Интересно, долго ли так будет продолжаться?
– Как ты вернулся в Альмиру? – сипло спросила Эшлин. У нее саднило в горле.
– Долго рассказывать, – ответил он. – Но ты в безопасности. И Хайден тоже. Мы на папирийском корабле. Не знаю, как Фельгору удалось их уговорить, но мы с тобой перед ним в долгу.
– А как же Незатопимая Гавань? И остальные вдовы? И Карлайл с его гвардейцами?
– Все разбежались в разные стороны. Не знаю, что с ними случилось.
Бершад взял у нее кувшин и тоже отхлебнул вина.
Эшлин посмотрела на обнаженный торс Бершада.
– Погоди, ты же был весь изранен – стрелы в спине, нож в груди. – Она коснулась его повязки.
– А, это для виду, чтобы не пугать матросов. Не хватало еще, чтобы к королеве-ведьме прибавился демон-драконьер.
Он размотал льняную повязку. От ран не осталось и следа, только под грудью, у самого сердца, виднелся тонкий белый шрам. Бершад аккуратно сложил полотно и посмотрел на Эшлин.
– Весной, когда мы расстались, и у тебя, и у меня были секреты. По-моему, после того, что сегодня произошло, их больше незачем скрывать – ни друг от друга, ни от всего мира.
– По-моему, ты прав.
Они долго сидели в трюме, рассказывая друг другу о своих приключениях. Вспоминали погибших: отца Эшлин, Греалоров, Роуэна, Альфонсо. Бершад объяснил, что случилось с Каирой и что он сделал с императором Баларии. Поведал, что с ним сотворил Озирис Вард в подземельях императорского дворца. Эшлин рассказала ему о драконьей нити, Седаре Уоллесе и смуте в Альмире.
– Ты сдержал свое слово и вернулся, – вздохнула она. – А я не смогу сдержать свое. Я больше не властна отдать тебе Дайновую пущу. Прости меня, Сайлас.
Бершад помедлил с ответом.
– Четырнадцать лет я корил себя за прошлое. Копил бесцельную, бессильную злобу. Но ты меня спасла. Теперь я знаю, где я нужен. Не в Дайновой пуще, а рядом с тобой. Не важно, где ты. И не важно, что сулит будущее.
Эшлин не знала, что сказать. Помолчала, вспоминая Линкона Поммола в башне Короля, и сжала кулак так, что ногти впились в ладонь.
– Я не заслуживаю твоей преданности.
Бершад хотел было что-то ответить, но вдруг вздрогнул и встревоженно посмотрел вверх.
– Сайлас, что с тобой?
Люк в трюм приподнялся и в проеме показалась улыбающаяся физиономия баларина, которого Эшлин отправила за море с Бершадом. Она хорошо запомнила его мелкие зубы.
– Выходите на палубу! Там такое… Незабываемое зрелище.
Бершад помог Эшлин выбраться из трюма. Папирийский фрегат шел на север вдоль побережья Альмиры. На палубе стояли Хайден и три вдовы. Их доспехи все еще пятнала кровь, но лица были чисто умыты. Эшлин оглянулась и рассмотрела вдалеке очертания замка Мальграв. На западе, над полем сражения, вздымались клубы черного дыма.
– Не туда смотришь, королева, – сказал Фельгор, указывая на восток, в море.
По небу летели тысячи драконов. Призрачные мотыльки, шипогорлые вердены, курносые дуболомы. Огромные стаи отбрасывали тень на волны Моря Душ. Драконья чешуя сверкала и переливалась под солнцем, повсюду разносились пронзительные крики.
– В Зыбучей пади им больше ничего не грозит, – сказал Бершад, глядя в небо. – Мы спасли их, Эшлин. Мы с тобой их спасли. Так что не думай о всякой там преданности. Я люблю тебя, Эшлин. Всегда любил и буду любить.
Эшлин со слезами на глазах смотрела на драконов, а потом медленно произнесла:
– Что ж, я могу сдержать хотя бы часть своего обещания. Барон Сайлас Бершад, я отменяю твое изгнание и дарую тебе королевское помилование. Отныне ты больше не драконьер.
Бершад сжал ее ладонь в своей руке:
– Если ты захочешь отомстить за случившееся, я помогу тебе убить всех виновных. Если ты захочешь навсегда покинуть Альмиру, то мы поплывем к истоку Моря Душ и никогда сюда не вернемся. Но где бы ты ни была, Эшлин, я всегда буду рядом с тобой.
Эшлин прильнула к нему и поцеловала. Она понимала, что драконья нить – не просто оружие, способное истреблять целые армии, а часть неведомого ей мира. Теперь Эшлин обрела чудесную, могущественную силу и хотела узнать о ней как можно больше. А сделать это можно было лишь в одном месте.
