– Балары решили открыть границы. Два месяца назад император приехал с посольством в Незатопимую Гавань, чтобы заключить новое торговое соглашение. А после его отъезда выяснилось, что он похитил мою дочь.
Бершад невольно напрягся:
– Эшлин?
– Нет, – поморщился Гертцог. – Принцессу Каиру.
Каира была младшей сестрой Эшлин.
– Похитил?
– Ну не сама же она с ним уехала! Ей всего пятнадцать. Эти мерзавцы, поклоняющиеся шестеренкам, не смогли завоевать мои владения и в отместку умыкнули мою дочь. Я этого не потерплю! – Стукнув кулаком по столу, Гертцог уставился на свою испещренную шрамами руку и чуть спокойнее произнес: – Мужчина обязан защищать своих родных, иначе он и не мужчина вовсе.
Бершад оглядел гвардейцев в зале, пытаясь сообразить, как они отнеслись к такому проявлению слабости. Лица воинов не дрогнули. Король явно с пристрастием отбирал свою свиту – простой солдат недолго хранил бы такое в тайне.
– Да, это ты здорово облажался.
Гертцог выпрямился на кресле и помрачнел.
– Верни Каиру домой, – грозно прорычал он. – И убей императора Мерсера Домициана.
Бершад качнул меч, заново привыкая к его тяжести. Как только клинок покинет ножны, придется действовать стремительно. И все же предложение короля было весьма соблазнительным. Бершад решил подыграть Гертцогу, чтобы понять, к чему именно он клонит.
– Если помнишь, однажды ты меня уже посылал на убийство, – сказал драконьер. – И все закончилось кровавой резней и синими татуировками у меня на щеках. Почему я должен тебе верить?
– Верь или не верь – мне все равно. Мое дело предложить. Не хочешь – отказывайся.
– А что ты будешь делать, если я откажусь? Дальше изгонять вроде бы некуда.
Гертцог сжал зубы и процедил:
– Вот только не притворяйся, что тебе больше нечего терять. У тебя есть твой треклятый щит, Роуэн. И осел, о котором ты так печешься. Стоит мне пальцем шевельнуть, и кто-нибудь из моих гвардейцев отволочет Роуэна в ослиное стойло и сожжет его вместе с ослом. И тебя туда отведут посмотреть.
Бершад не вытерпел:
– Знаешь, Гертцог, я почти купился на нежданный подарок и на отцовскую скорбь, но все-таки ты остался тем же мошенником, что и прежде. Гниешь заживо, но все так же полон лжи и дерьма.
Гертцог побагровел от ярости. Бершад оценил расстояние до короля – шесть, может быть, семь шагов. Далековато. Стражники могут помешать ему прикончить Гертцога.
– Знаешь, почему я еще жив? – Бершад шагнул вперед; гвардеец за спиной тоже сделал шаг, держась так близко, что драконьер мог бы перерезать ему горло взмахом клинка, высвобождаемого из ножен. – Потому что знал: ты все эти годы сидишь сиднем в своем замке и дряхлеешь. Ждешь вестей, что я наконец-то прикусил ракушку. Слушаешь, как слуги перешептываются об очередном убитом мной драконе, и сомневаешься, что меня переживешь. А мне только этого и надо – чтобы ты уплыл к морю, зная, что я жив. Что ты проиграл. – Бершад взглянул на меч. – Но ты предоставил мне лучшую возможность. – Он повернулся спиной к королю. – Мне плевать, что император Баларии похитил твою дочь. Я четырнадцать лет мечтал тебя убить. Так что я отказываюсь от твоего хренового предложения и готов покончить со всем прямо сейчас. В этом самом зале.
Бершад сжал рукоять меча, готовясь высвободить клинок. Гертцог облизнул губы. На лбу короля выступила испарина.
– Принцесса Эшлин меня предупреждала, что ты откажешься, – сказал Гертцог.
Услышав имя Эшлин, Бершад замер.
– Интересно, что ты скажешь, когда она тебя сама попросит о том же, – продолжил король. – Вряд ли ты захочешь пронзить ей сердце.
Бершад недоуменно наморщил лоб. Женский голос за спиной произнес:
– Привет, Сайлас.
У каменной колонны стояла Эшлин Мальграв. В руках, скрещенных на груди, виднелся пергаментный свиток.
– Эшлин, – сказал Бершад, разжав пальцы на рукояти меча. Ярость, полыхавшая в его взгляде, ухнула в живот.
Бершад уставился на свою возлюбленную.
За четырнадцать лет у ее губ возникли тонкие морщинки, но в остальном она ничуть не изменилась. Черные кудри волной ниспадали до бедер. Большие глаза и длинный нос резко выделялись рядом с округлым подбородком. Суровый нрав Мальгравов сквозил в ее чертах, поэтому мало кто называл Эшлин красавицей. Какой-то поэт однажды сказал, что ее обличье – как буря над морем, и восхищает, и внушает тревогу. Бершад не мог этого понять. Встреча с ней была для него чем-то вроде возвращения в родной дом.
– Четырнадцать лет – это очень долго, – только и смог пробормотать он.
Эшлин улыбнулась, а потом кивнула на меч в руке Бершада.
– Судя по всему, отец уже изложил тебе наше предложение.
Бершад скрипнул зубами. Он был готов на многое ради убийства Гертцога. Даже на то, чтобы уплыть к морю вслед за ним. Но сделать это на глазах у Эшлин он не мог.
– Ты тоже хочешь, чтобы я убил императора? – спросил он ее. – Почему?
– Потому что лучше тебя с этим никто не справится, – ответила она.
Подойдя к столу, она положила пергаментный свиток на столешницу, села рядом с отцом и разгладила на коленях складки черного шелкового платья.
Хайден, телохранительница Эшлин, вошла в зал вместе с ней. Сиру, мать Эшлин, была принцессой Папирии – островного государства к северу от Альмиры. Военно-морской флот Папирии был самым могучим во всей Терре. Король Гертцог женился на Сиру из политических соображений, и принцесса не только обеспечила доступ к папирийским флотилиям, но и принесла с собой множество папирийских обычаев. В Папирии у каждой женщины королевской крови была хорошо обученная телохранительница, именуемая вдовой. Хайден, в традиционном черном доспехе из акульей кожи, тенью следовала за Эшлин.
– Лучше меня с этим никто не справится? – переспросил Бершад. – С чего ты взяла?
– Я все объясню, но, по-моему, здесь слишком много обнаженной стали. – Эшлин обвела взглядом зал. – Давайте-ка все успокоимся. Сайлас, садись за стол, выпей с нами.
– Мне и здесь хорошо, – сказал Бершад.
– И моим гвардейцам тоже, – добавил Гертцог, не сводя глаз с Бершада.
– Как хочешь. – Эшлин налила себе вина и выпила.
Никто из гвардейцев не шелохнулся и не вложил клинок в ножны, однако настроение в зале переменилось. Стало немного спокойнее.
– Попасть в Баларию по-прежнему невозможно, – сказала Эшлин, опустив кубок на стол. – Но ты все же перебрался через границу, верно?
– Да, – ответил Бершад. – Десять лет назад.
– Поэтому лучше тебя с этим никто и не справится. Как тебе это удалось?
– Мое копье застряло в шее галамарского громохвоста. Дракон перенес меня через горный хребет и издох на баларской стороне, в сотне лиг от границы.