– Я с ранней юности привык к драконам, еще до того, как меня заклеймили. В Дайновой пуще курносых дуболомов больше, чем бездомных котов в Незатопимой Гавани. Перед появлением дракона все вокруг замирает. Словно бы цепенеет. – Он пожал плечами. – Как только научишься это замечать, ни один дракон не застанет тебя врасплох. Вот и все.
– Не верю.
– Ну, как хочешь.
Вира прищурилась:
– На твоем месте многие похвалялись бы тем, что убили красноголова. Ты спас жизнь сотням людей. И ни капельки этим не гордишься. Почему?
– Аргельцы выставили труп дракона напоказ, на городской стене. Если бы такое сотворили с твоим любимым, как бы ты поступила?
– У меня нет любимого.
– А ты представь, что есть.
Вира задумалась.
– Ну, поубивала бы всех.
– Вот и я тоже. А нам пришлось убить дракониху. По необходимости.
Вира вгляделась в лицо Бершада:
– Гм, такого я от тебя не ожидала.
– А чего ты вообще ожидала?
– Грубияна и пьяницу, который только и умеет, что тыкать копьем. Ну или елдаком.
– Ты погоди судить, вот как познакомимся поближе, еще не то увидишь.
Вира фыркнула и отвернулась к костру, но Бершад успел заметить, как ее губы сложились в улыбку.
Лорнарский Рубеж был стеной смерти. Каждые полсотни шагов виднелись груды сосновых ветвей, на которых лежали искореженные человеческие скелеты с выбеленными костями и черепами, выкрашенными в красный цвет. Рядом валялись связки ржавых мечей, обмотанные полусгнившей пеньковой бечевой.
На соснах сидели огромные черные птицы с белыми кончиками крыльев и тяжелыми загнутыми клювами. Птицы перекликались короткими печальными криками.
– Чьи это кости? – спросила Вира.
– Галамарских солдат, которые забрели за Рубеж.
– Я мечтал увидеть это своими глазами. – Йонмар дрожащей рукой коснулся горки костей. – В детстве старшие братья запугивали меня рассказами о стене скелетов, говорили, что здесь в горах до сих пор бродят духи погибших, которые превратились в демонов.
– Тут не демонов бояться надо, – хмыкнул Бершад.
– На всякий случай я слеплю божка. На удачу. – Йонмар потянулся к тотемному кошелю.
– Только попробуй! Я тебе его в глотку запихну, – пригрозил Бершад. – Собери оружие – и вперед.
Огромные птицы, как стражи, следовали за путниками, перелетая с одной сосны на другую. Под их весом трещали и клонились ветви. Горный склон порос бумажными березами, галамарскими ясенями и белыми дубами. Там и сям виднелись громадные замшелые валуны в пятнах лишайников. Бершад обходил их стороной.
– А зачем их обходить? – спросил Фельгор, тяжело дыша, после того как путникам пришлось минут двадцать пробираться по крутому откосу через заросли колючего кустарника.
– Затем, что любой валун может оказаться затаившимся каменным чешуйником, который только и ждет, когда добыча подойдет к нему поближе, – ответил Бершад, хотя и знал, что близость дракона отзовется у него ломотой в костях, но понапрасну рисковать не хотелось. Каменные чешуйники – те еще сволочи.
Фельгор ойкнул и при виде каждого валуна стал прятаться за спину Роуэна.
Повсюду были заметны признаки весны – из-под земли пробивались первые горные цветы, на ветвях набухли зеленые почки. Бершад погрузился в размышления о грядущем Великом перелете – через несколько недель драконы устремятся в Зыбучую падь. Времени оставалось совсем немного.
Чем выше в гору поднимались путники, тем у́же становилась тропа, испещренная следами оленей и лис. В лесу было очень тихо. Бершад шел впереди, а Вира прикрывала тыл. Правой рукой она сжимала кинжал, а левой – пращу, готовая отразить любое нападение сзади. Роуэн, Фельгор и Йонмар шли посередине. Йонмар цеплялся за меч так, что любому было ясно – ему никогда не приходилось отбиваться от врагов. Бершад не знал, злиться на молодого барона или завидовать ему. Сам Бершад так сжился с насилием, что не мог даже представить мирной жизни.
К вечеру с горных вершин спустились тучи, сеяли мелким холодным дождем. Путники остановились на ночлег между двумя раскидистыми соснами, чьи кроны тесно переплелись над головой, давая хоть какую-то защиту от непогоды. Здесь было не так мокро. Бершад вырыл глубокую яму и развел в ней костер. На растопку пошла горсть сухой сосновой хвои, которой он предусмотрительно набил карманы, видя, что собирается дождь.
– Пойду-ка я добуду чего-нибудь поесть, – сказал Роуэн, вынимая из переметной сумы лук и стрелы.
– Я помогу, – вызвался Фельгор.
– Это тебе не жратву с телег да с подоконников тырить, – сказал Роуэн.
– А вдруг у меня хорошо получится?
Роуэн, прищурившись, посмотрел на баларина:
– Ну ладно. Только смотри у меня, чтоб ни звука.
Они отошли от костра.
– Роуэн, – сказала ему вслед Вира, – ты глаз с него не спускай. Ни на миг.
Роуэн улыбнулся и хлопнул Фельгора по плечу:
– Не волнуйся. Фельгор знает, что, если захочет сбежать, я всажу ему стрелу в жопу.
Они скрылись в сумерках. Вира набрала воды в ручье неподалеку, а Бершад подкинул хвороста в костер, следя, чтобы пламя не вырывалось из ямы. Йонмар надел доспехи, неуклюже, как человек, которому никогда не приходилось делать это самому. У него не хватало силенок носить доспехи целый день, но на привале он хотел себя обезопасить. Днем Йонмар взваливал свои доспехи на Альфонсо, но с кожаным кошелем у пояса не расставался ни на минуту.
Все трое сидели у костра в молчании, а спустя полчаса вернулись Роуэн и Фельгор.
– А мы с добычей! – объявил Фельгор, держа что-то в подоле рубахи. – Два кролика и дикий лук.
– Это ты, что ли, добыл? – спросила Вира.
– Кроликов подстрелил я, – сказал Роуэн, подходя к костру; на поясе треклятого щита болтались две тушки. – И лука нарыл. Фельгор, наш главный добытчик, набрал полный подол диких яблок, только они на вкус как дерьмо.
– Яблоки не для нас, а для Альфонсо, – пояснил Фельгор, скармливая крохотные кислые яблоки ослу; Альфонсо довольно захрумкал, дергая ушами. – Вот видите? Ему нравится.
Бершад пожал плечами:
– И то дело. Тут, на вершине, травы почти нет.
Роуэн выпотрошил кроликов, разрезал луковицы пополам и высыпал все в котелок. Все смотрели, как закипает вода.
– Ах, как вкусно пахнет! – сказал Йонмар, одергивая кольчугу.
– А на вкус дерьмо, – сказал Роуэн, помешивая похлебку. – Жаль, соли нет.
– Соль, говоришь? – спросил Фельгор; он уже скормил ослику все яблоки, и теперь Альфонсо обнюхивал его рубаху, требуя угощения. Баларин подошел к костру, вытащил увесистый черный мешочек, распустил кожаную тесьму, лизнул палец и сунул его внутрь. К кончику пальца прилипли белые крупинки. – Ну что, четыре щепотки или пять?
