– Откуда это у тебя? – спросила Вира.
– Стырил у аргельского блондинчика, как раз перед тем, как Бершад снес ему черепушку.
Роуэн улыбнулся:
– Охотник из тебя дерьмовый, Фельгор, но вот за это спасибо. Семь щепоток будет в самый раз.
Фельгор добавил соли в котелок, Роуэн попробовал варево и одобрительно кивнул. Бершад отыскал свою трубку, набил ее альмирским табаком и добавил к нему крошки опиума, чтобы дать отдых усталым мышцам. Вокруг распространился маковый аромат, и глаза Фельгора радостно сверкнули. Бершад передал ему трубку: Фельгор накормил ослика и помог с ужином, так что наверняка заслужил пару затяжек.
– А за что ты угодил в темницу? – спросил Бершад.
– Невежливо расспрашивать пленника, как он заработал свои оковы, – сказал Фельгор, затягиваясь.
– Но ты же больше не пленник.
– Невидимые оковы держат пуще железных. Я по-прежнему пленник – и твой, и вот ее. – Фельгор указал на Виру, которая сидела на соседнем камне и точила клинок. – И даже если вы помрете раньше меня, я все равно останусь в плену этих гор.
– Ну расскажи уже, не томи, – сказал Роуэн, не отрывая взгляда от кипящей похлебки.
Фельгор предложил Вире затянуться, но вдова отмахнулась. Баларин не стал предлагать трубку Йонмару, а сразу вручил ее Бершаду. Потом задумчиво потер подбородок, скрывая улыбку на губах.
– Меня заграбастали уроды в орлиных масках, когда я обчищал бордель в Незатопимой Гавани. В Туманном квартале.
– Неужто за грабеж борделя отправляют на плаху? – спросил Бершад.
– Ну, это зависит от борделя. Этот оказался не простой. Для особых… удовольствий.
– Там дети были, что ли?
Фельгор помотал головой.
– Нет, там было заведение для благородных. Для самых упоротых поклонников глиняных божков. Ну знаете, для тех, кто устраивает оргии в полнолуние. Вот не совру, там их было человек пятьдесят, и все дрючили друг друга, чисто хряки со свиньями.
Йонмар неловко заерзал, потому что Греалоры славились своими полночными оргиями в полнолуние.
– А ты что, решил к ним присоединиться? – спросил Бершад, снова передавая трубку Фельгору.
Баларин глубоко затянулся:
– Не-а, такие благородные забавы не по мне. – Он выпустил струйку дыма. – Я туда забрался за золотом, серебром и драгоценными камнями, которые понатыкали в глиняных истуканов в человеческий рост. Ваши альмирские оргии – дорогое удовольствие.
Бершад уперся спиной в сосновый ствол:
– И как же ты попался?
– Да как любой вор. На жадности. Раньше я грабил только пустые помещения, так оно безопаснее. Но тут не выдержал, решил поживиться. Там в одном божке был рубин размером с мой кулак. Я сообразил, что после оргии его наверняка унесут, поэтому и рискнул, пока они там все трахались. Но какой-то барон меня заметил, поднял тревогу, не вынимая елдака из чьей-то жопы. В общем… – Фельгор в притворном отчаянии всплеснул руками. – Ну а потом все как обычно: оковы, темница, кусачие крысы. Короче, до плахи мне оставалось пара дней, но какая-то голубоглазая вдова меня вызволила.
– Хайден, – сказал Бершад. – Хайден ее зовут.
– Ага, наверное, – кивнул Фельгор. – Так вот, значит, эта самая Хайден заявила, что у нее другие виды на мое будущее.
– А что именно она тебе сказала? – спросил Бершад, которому хотелось понять, зачем Эшлин включила Фельгора в их отряд.
– Сказала, что принцесса Эшлин заинтересовалась списком моих баларских подвигов. Уж не знаю, где она раздобыла этот список. У вас в Альмире преступников приводят к барону, а он уж наказывает, как ему взбредет в голову. В Баларии совсем не так – там преступников отдают под суд, а судебные разбирательства записывают, дословно. В Бурз-аль-дуне есть такое здание, где хранят все эти записи. Очень милое местечко, я оттуда кое-что воровал.
– И что же такого интересного в твоем списке?
Фельгор пожал плечами:
– Когда мне было четырнадцать, меня арестовали в императорском дворце Бурз-аль-дуна, я там изображал из себя поваренка. Я ничего не украл, никто так и не выяснил, почему я затесался среди слуг, поэтому меня приговорили к трем ударам плетью и отпустили. Но проступок занесли в список, а запись сохранилась. «Тайное и незаконное проникновение в императорский дворец», ну или как-то так. Голубоглазая папирийка мне все это зачитала. – Фельгор сделал еще одну глубокую затяжку. – Так вот, эта самая Хайден спросила, смогу ли я снова пробраться во дворец. Я объяснил, что полной уверенности у меня нет, но эти напудренные сволочи вряд ли заткнули дыру, через которую я туда проник. Иначе все бы утопли в дерьме, ну, если вы понимаете, о чем я.
– Нет, не понимаю, – сказал Бершад.
– Короче, – продолжил Фельгор, так ничего и не объяснив, – потом она спросила, смогу ли я тем же путем провести во дворец кое-кого еще. Ну, я сказал, что да, кого угодно, лишь бы не толстых. Вот после этого меня и отдали Вире и этому уроду. – Он ткнул трубкой в сторону Йонмара.
– А вы что молчали? Раньше нельзя было сказать? – спросил Бершад, укоризненно глядя на Виру с Йонмаром.
Йонмар, потупившись, ковырял палочкой в земле:
– Ох и любишь ты болтать, баларин.
Фельгор откинулся на локтях и протянул к огню ноги в сапогах.
– Ага, мне это уже говорили. Одна шлюха в Наропе так и сказала, что у нее еще никогда не было такого болтливого клиента. Представляете? Шлюха! А у нее клиентов было хоть отбавляй. Ну, наропские шлюхи – они на всю Терру знаменитые.
Бершад повернулся к Вире, но та пожала плечами:
– Я думала, принцесса Эшлин тебя предупредила.
– Нет, не предупредила.
Точно так же, как не предупредила остальных о том, что предстояло сделать Бершаду в императорском дворце. Бершаду все это не нравилось, хотя он понимал, что Эшлин поступила разумно.
– Потому что тебя могут поймать, – сказала Вира, явно пришедшая к такому же выводу. – И запытать. – Она перевела взгляд с Бершада на Роуэна. – Чем меньше человеку известно, тем меньше он расскажет на дыбе, когда палачи будут выдирать у него ногти или запихивать его яйца в его же жопу.
– А что, так делают? – спросил Фельгор.
– Делают все, что угодно, лишь бы получить ответ на интересующие их вопросы, – сказала Вира.
Все умолкли, только слышно было, как Роуэн помешивает варево в котелке и как Вира точит кинжал.
– Готово, – объявил наконец Роуэн. – Изысканных яств не обещаю.
Все ели молча, столпившись у котелка и передавая друг другу две большие ложки. Похлебка отдавала травой и землей, но Бершад так проголодался, что ему было все равно. Когда котелок опустел, Роуэн подставил его Альфонсо, и ослик вылизал посудину дочиста.
