Бершад, тяжело дыша, добрался до первого уступа на утесе, и Вира помогла ему перевалить через край. Уступ оказался площадкой размером шагов в сорок.
– Темнеет, – сказала Вира, глядя на западный край неба.
– Наверное, тут и заночуем, – сказал Бершад. – Если в сумерках полезем выше, легко сорваться.
– Это тебе легко сорваться. Ты карабкаешься, как пьяный младенец.
Бершад оставил подколку без ответа, вглядываясь в чащу и в россыпи камней внизу.
– Думаешь, за нами увязались скожиты?
– А что бы сделал ты, если бы какие-то чужаки вторглись в твои владения и убили твоих друзей? – спросила Вира.
– У меня нет друзей, – ответил Бершад. – Но я понимаю, о чем ты.
Он присел в тени нависшего камня. Вира пристроилась рядом, так близко, что до Бершада доносился запах папирийского ароматического масла в ее волосах. Плато внизу прекрасно просматривалось, но их самих было не видно.
Потянулись часы ожидания. Бледный свет луны озарял скалы и деревья. Под ногами Бершада шмыгали мыши, искали съестного. С ближайшего дерева слетела сова, и мыши прыснули в разные стороны. Сова, хлопая крыльями, скрылась в темноте.
Бершад хотел спросить у Виры про папирийских сов, но она напрягла плечи и застыла. Бершад, не двигаясь, оглядел плато, пытаясь сообразить, что ее напугало. Если бы скожит не моргнул как раз в тот миг, когда взгляд Бершада скользнул по нему, драконьер пропустил бы два глаза, сверкнувших во тьме.
Над изможденной физиономией скожита топорщилась всклокоченная шевелюра. Он долго всматривался в ночь, а потом беззвучно исчез.
Почти полчаса Вира с Бершадом не двигались и не разговаривали. Наконец Вира еле слышным шепотом спросила:
– Ну что?
– Не знаю. Он вел себя очень осмотрительно, наверняка подозревает, что здесь кто-то есть. Мы оставили за собой слишком явные следы.
– Согласна. И что дальше?
Ответ на вопрос дали скожиты. Вдали – ярдах в четырехстах от того места, где Бершад и Вира сошли с тропы, – вспыхнул желто-оранжевый огонек костра и вскоре увеличился до яркого столпа света среди темных деревьев.
– Хреново, – пробормотал Бершад.
Вира беззвучно растянулась на камнях и подползла к краю утеса.
– Они так долго следили за нами украдкой, а теперь развели костер? – шепнула она Бершаду. – Это неспроста.
– Может, они решили, что потеряли след?
– Ты сам-то этому веришь?
– Нет, – вздохнул Бершад. – А если б и верил, то все равно не хочу лазить по горам, постоянно оглядываясь. Из твоей пращи пульки далеко летят?
– Если кого замечу, убью. Но надо размахнуться хорошенько, а здесь маловато места. – Вира указала на костер. – В темноте, да еще и среди деревьев, можно сделать пару удачных бросков, не больше. Пращой удобнее пользоваться на открытых пространствах.
Если скожитов больше четырех, то Бершада с Вирой ждали большие неприятности.
– Давай-ка проверим, – предложил Бершад. – Тихонечко.
– От тебя слишком много шума, – сказала Вира. – Да еще и вот это. – Она ухватила его косички, поморщилась, выпутала из своей прически два кожаных шнурка и связала волосы Бершада в тугой узел. – Так хоть звенеть не будет, но кольца у тебя в волосах отражают лунный свет получше любого зеркала.
Бершад пожал плечами:
– Если начать их снимать, мы провозимся до рассвета.
Они бесшумно спустились с утеса и направились по плато к костру, а в нескольких сотнях шагов от огня поползли к стоянке скожитов, прижимаясь к земле и прячась в густых зарослях молодого сосняка.
У костра сидели шестеро, жарили горную козу. Все были одеты в звериные шкуры и разномастные доспехи, как и те скожиты, которые недавно напали на путников. Однако эти дикари явно сняли с врага доспехи подороже – стальные кольчуги, чешуйчатые латные рукавицы, а у одного был даже новехонький позолоченный нагрудник.
– Думаешь, они переправились через реку? – спросил один, с длинными, до пояса, волосами, выкрашенными в ярко-синий цвет и выстриженными в узкий гребень на макушке. Дикарь говорил по-галамарски, но произносил слова гортанно и невнятно, перемежая речь странными выражениями, так что Бершад понимал лишь общий смысл.
– Переправились, но не все. Двое пошли в эту сторону, – ответил другой, низенький и сухопарый. Он один из всех сидел совсем рядом с костром. В нем чувствовалась привычная уверенность вожака.
– Но ты их не нашел, – сказал Синеволосый.
– Чужаков можно отыскать не только по следам и сломанным веткам, – заявил вожак, длинным загнутым ножом отрезал кусок козьей туши и сунул в рот. Его щеки лоснились от жира. Он прожевал мясо и одобрительно кивнул: – Ешьте.
Остальные начали разрывать тушу на части. Какое-то время слышалось лишь громкое чавканье. Неплохо бы напасть на скожитов, пока они занимались едой и не держали ни копий, ни топоров. Но у всех были длинные острые ножи, а если очень захотеть, то убить можно и самым маленьким клинком. Лучше дождаться, пока они уснут.
– Ворон, а ты видел, как убили Плосконосого? – спросил Синеволосый соседа; судя по всему, он был самым болтливым в отряде. – Прям посередке развалили пополам.
– Гром так однажды зарубил сильного воина, – пробормотал Ворон с набитым ртом. – Топором.
– Драконьи ссаки! – презрительно фыркнул Синеволосый. – Гром зарубил пацана лет десяти. Тощего.
Ворон сердито зыркнул на Синеволосого, но ничего не ответил, только проглотил прожеванное мясо и откусил новый кусок. У костра лежали четыре или пять бурдюков с вином. Его почему-то никто не пил.
– Да, мы гоняемся за сильным воином, – вздохнул Синеволосый. – Он проломил череп Красноногой. Мы нашли ее в лесу, не вместе с остальными.
– Красноногая мне нравилась, – заявил кто-то из скожитов.
– Ага, потому что она тебе отсасывала.
Скожит пожал плечами:
– Она веселая была.
Спустя двадцать минут от козы осталась лишь груда окровавленных костей. Сухопарый вожак пристально вглядывался в лес.
– Ну что, спать, – наконец сказал он. – Ворон караулит первым.
Скожиты заворчали, но сделали, как сказано. Улеглись по кругу, так, чтобы каждый мог быстро вскочить и отбить нападение со всех сторон. Оружие спрятали под шкуры, чтобы сталь не блестела под луной. Вскоре все притворно захрапели, а Ворон посидел на валуне, глядя в одну сторону, а потом тоже вроде бы задремал.
Бершад жестом поманил Виру за собой, отполз подальше в густые заросли сосняка и приложил губы ей к уху.
– Засада, – прошептал он, вдыхая сиренево-лавандовый аромат папирийского масла.
Вира кивнула и, повернувшись, прошептала Бершаду на ухо:
