Ближе к вечеру Бершад с Вирой дошли до тихого ручья, текущего к бурной реке. В теплой, пронизанной лунным светом воде лениво плавали толстые разноцветные рыбы, то и дело поднимаясь на поверхность, чтобы полакомиться вечерней мошкарой, которая густой пеленой висела в воздухе.
– А почему вода такая теплая? – спросила Вира, нарушив пятичасовое молчание, и поднесла руку к поверхности ручейка, над которым вился пар.
Бершад не ответил. Он все еще сердился.
С наступлением темноты они решили устроить привал в излучине ручья, близ глубокого пруда у замшелого утеса. На берегу клонилось к земле огромное дерево с наполовину вывороченными корнями, опутанное лианами. Густая крона создавала надежное укрытие, и путники остановились там на ночлег. Бершад развел костер, а Вира закинула в пруд бечевку с крючком и с сожалением погладила прореху в наплечном доспехе из акульей шкуры, оставленную мечом вожака скожитов. Залатать доспех было нечем. Бершад и Вира молчали. Бершад мрачно чистил оружие. Мох сделал свое дело, и драконьер знал, что увидит Вира, когда снимет с него повязку. Его это не прельщало.
Вскоре Вира принесла улов – две здоровенные желто-синие рыбины. Она выпотрошила их и, распластав на плоском камне, стала жарить на костре.
– Здесь очень странные рыбы, – сказала она.
– Это потому, что чуть выше – драконье логовище, – пояснил Бершад, сообразив, что отмалчиваться – занятие бесполезное и ребяческое. – Оно изменяет растительный и животный мир в округе. Делает его богаче. Рыбы в ручьях, как раскормленные бароны в своих замках, жиреют на чужом горбу. Вдобавок здесь все живет дольше. Может, этим рыбам лет сто.
Вира странно посмотрела на него:
– Откуда ты столько знаешь про драконьи логовища?
– В Дайновой пуще их полным-полно, – ответил Бершад. – В детстве я часто в них забирался. В общем-то, там безопасно, только непонятно. Поэтому о них и сочиняют всякие страшные байки. Никому не известно, как и почему возникают драконьи логовища, что в них растет, кто их населяет. Люди всегда боятся того, чего не понимают, поэтому и выдумывают всяких бесов, которые якобы водятся в пышной растительности логовищ, охраняют там кладки драконьих яиц.
Вира хмыкнула, здоровой рукой проверила, готова ли рыба, потом откинулась назад и испытующе поглядела на Бершада:
– Ну что, тебя опять связывать или сам покажешь мне рану?
– А тебе очень хочется на нее посмотреть? – уточнил Бершад. – Потому что я и так помогу тебе перебраться через Вепрев хребет и попасть в Баларию. Без лишних осложнений.
– Да, хочется.
Бершад встал, расстегнул штаны, приспустил их и выбросил комок спартании. В свете костра Вира увидела, что рана, нанесенная стрелой, уже затянулась, остался только набухший розовый шрам.
– Довольна? – Бершад натянул штаны и уселся у костра.
Вира потеребила повязку на ладони и отвела взгляд.
– М-да, такого я не ожидала.
– А чего ты ожидала?
– Не знаю. – Вира посмотрела на него. – Значит, вот таким манером ты и выжил? За столько лет…
Бершад кивнул:
– Мой третий дракон пропорол мне спину, проткнул печень и почку. Роуэн по привычке приложил к ране спартанию – любому бойцу известно, что раны надо содержать в чистоте, – но мы с ним оба решили, что тут мне и конец пришел. Роуэн приволок меня в амбар и сидел со мной, дожидался, когда настанет время вложить мне в рот раковину. Да только так и не дождался. – Он пожал плечами. – Через неделю мы снова отправились в путь.
В костре трещали поленья. Пламя отражалось в темных глазах Виры.
– И кем же тебя теперь считать?
– Многие называют меня демоном. Поэтому я никому об этом не рассказываю.
– Ну, я не из таких.
Бершад наклонился к костру, потыкал в рыбину. Врать ему надоело, но и объяснений у него не было.
– Ты хоть скажи, как это вообще, – попросила Вира, заметив его замешательство.
– Такое ощущение, что внутри меня что-то постороннее, чуждое. Вот как драконье логовище чуждо этой горе. И чем дальше, тем хуже. В последний раз, когда мне к ране приложили мох, он придал мне такую силу, что я пронзил копьем драконий лоб, представляешь?
– Да уж, нечеловеческая сила, – вздохнула Вира.
– То-то и оно. – Он помолчал. – А как бы ты поступила на моем месте?
– Попыталась бы найти разгадку, – сказала Вира. – Не важно, какой ценой, но докопалась бы до правды. Ты верно говоришь, люди всегда боятся того, чего не понимают. А тем, что тебя пугает, невозможно управлять.
– Так я и ищу, вот уже четырнадцать лет. Расспрашиваю всех алхимиков и шаманов, не встречалось ли им нечто подобное. Только даже они ничего не знают.
– Ты не отчаивайся, продолжай искать, – сказала Вира. – А свою силу употреби на защиту близких. Ну, я бы вот так поступила. – Она окинула его оценивающим взглядом. – Но ведь ты идешь в Бурз-аль-дун не для того, чтобы кого-то защищать, верно?
Бершад замялся:
– Мне надо вернуть должок.
– Должок? – переспросила Вира. – Это ты про ущелье?
– Да. И не только. Я совершил много злых дел. – Бершад потер татуировку на предплечье, вспомнил всех до одного драконов, навеки запечатленных на его коже. И в его душе.
– То есть тебя объявили изгнанником, а теперь заставляют спасти похищенную принцессу, которую ты в жизни не видел, и таким образом возвратить некий долг? Знаешь, мы с тобой почти не знакомы, но в эту чушь я не верю.
Бершад хмыкнул:
– Тебе никогда не говорили, что ты чересчур наблюдательна?
– Сайлас, что ты собираешься сделать, когда мы доберемся до Бурз-аль-дуна?
– Этого тебе лучше не знать.
– Почему?
– По той же причине, по которой Эшлин не объяснила мне роль Фельгора в нашей авантюре. Чем меньше знаешь, тем меньше расскажешь пыточных дел мастеру. – Он помолчал. – Я помогу тебе вызволить Каиру. Но после этого у меня свое задание. Я дал слово Эшлин Мальграв и намерен его сдержать любой ценой. Это тебе понятно? Ты же тоже отправилась с нами, потому что дала слово Мальгравам.
– Да, – кивнула она.
– А я тебе помогу, – сказал Бершад. – Иметь в помощниках демона – неплохая штука.
Вира долго смотрела на теплый пруд, потом встала, подняла руки над головой и потянулась. Акулья кожа доспеха тихонько вздохнула. Вира опустила руки.
– По-моему, ты совсем не похож на демона, Сайлас. Ты человек. Мужчина. – Она облизнула губы. – А я, по-твоему, на кого похожа?
Бершад удивленно наморщил лоб:
– Ты меня не боишься?
– По-твоему, похоже, что мне страшно?
– Нет.
