Глава 1
«Любая мутация должна быть искоренена с целью сохранения генетической чистоты человечества. Здоровое потомство — единственная надежда на наше будущее».
«Заветы потомкам. Кодекс скверны», 03.011
Ровена ощутила знакомое, но от того не менее тревожное покалывание в висках. Нет, это не мигрень. Так проявляет себя скверна, которую вынуждена скрывать от всех только ради того, чтобы выжить. В своё время отец уберёг её от лап Легиона, но теперь даже чудо не спасёт от казни, если выяснится, кто она на самом деле.
В надежде унять тревогу, она выглянула в окно. Волны с шумом разбивались о подножие замка, белой пеной разлетались в стороны. По серому небу лениво плыли тяжёлые тучи, скапливаясь на горизонте Рубинового Моря. К вечеру начнётся шторм.
Упёршись локтями в широкий подоконник, она подалась вперёд. Городская стена узкой лентой протянулась до самых Красных Гор, вершины которых сейчас едва угадывались в жёлтом мареве.
Несмотря на ранний час, столица уже бурлила жизнью: крики уличных торговцев, ржание лошадей, бой часовой башни вдалеке.
Ровена обернулась и с нарастающим ужасом посмотрела на перламутровый циферблат, обрамлённый замысловатым плетением медных стеблей вьюнка. Минутная стрелка указывала на десятку. Часы предательски опаздывали.
Она торопливо расправила юбку невзрачного льняного платья и бросилась к двери.
Коснувшись ручки, застыла и оглянулась на стену. Грубую кладку бурого камня украшали лишь кованая лампа да пара портретов в золочёных рамках.
На первом снимке — молодая женщина с большими синими глазами, задорно вздёрнутым вверх аккуратным носиком и чувственными губами. Мама. Она умерла спустя полгода после родов. Отец редко говорил о ней, старался не тревожить с трудом затянувшуюся рану, но все, кто знали её, утверждали, что Ровена точная копия матери, только глаза отцовские, зелёные.
Рядом папин портрет, сделанный за год до его гибели. Статный мужчина со строгим взглядом и гладко выбритым подбородком. Ровный нос, широкие скулы и густая копна волос, непослушно выбивающаяся из-под тонкого ободка короны, которую теперь носил дядя.
Ровена мысленно попросила отца дать сил: спешить уже бесполезно, всё равно опоздает.
За дверью ожидал телохранитель, как обычно, в чёрной форме и маске, прикрывающей лицо до самых глаз. На голове — капюшон, скрывающий от взора то, что не могла спрятать маска.
Завидев её, телохранитель учтиво поклонился.
— Доброе утро, дорогая, — Ровене даже не понадобилось проверять номер, значащийся над бровью осквернённой: так изящно умела кланяться только она.
Впрочем, редко, кто кроме Восемьдесят Третьей или Морока, назначался охранять её.
— Доброе утро, госпожа.
— Я уже говорила тебе, как ненавижу ваши маски?
— Каждый день, госпожа, но таков закон. Не все осквернённые… — Восемьдесят Третья запнулась, подбирая подходящие слова, - обладают приятной внешностью.
Ровена усмехнулась:
— Меня не напугать волчьей пастью, как у Морока. Морок ведь, верно?
— Двадцать Первый, — строго поправила телохранительница.
— Да, конечно, — виновато улыбнулась Ровена.
Она бы предпочла провести утро в компании Восемьдесят Третьей, но пропустить завтрак с родственниками означало подписать себе чуть ли не смертный приговор. Лучше уж сразу слечь с какой-нибудь холерой или спрыгнуть с башни. Благо, затевались семейные встречи всего пару раз в месяц, что не могло не радовать.
Они преодолели несколько длинных коридоров с узкими оконцами и поднялись по лестнице.
Двери обеденного зала были плотно закрыты. У порога, на страже покоя королевской семьи, караулили два Алых Льва — гвардейцы Юстиниана. Головы солдат покрывали круглые шлемы с широкими стальными пластинами, прикрывавшими лица. Пластинчатые доспехи, покрытые красным лаком, чем-то напоминали чешую дракона из детской сказки.
Стражники толкнули тяжёлую дверь и расступились.
— Жди меня здесь.
Восемьдесят Третья поклонилась и застыла ровно на том месте, где было указано.
Ровена глубоко вдохнула, собираясь с духом. Больше всего дядя не терпит опоздания. И надо же было сломаться часам именно в этот день. Как будто недостаточно других неприятностей, которыми нередко заканчивались семейные встречи. Однажды дядюшка, без каких-либо на то причин, уволил её любимого учителя и назначил вместо него дряхлого ворчуна с огромной бородавкой на плеши.
В другой раз заявил, что она привлекает к себе слишком много мужского внимания и, под видом заботы о девичьей чести, приставил круглосуточную охрану из осквернённых. Правда, за это она ему даже благодарна: как бы ещё познакомилась с Восемьдесят Третьей?
Ровена неуверенно перешагнула порог маленького зала, единственным украшением которого служила громоздкая люстра с хрустальными подвесками.
За длинным столом восседали пятеро. Во главе — король; справа — королева Лаура, хрупкая женщина с измождённым лицом; Луна с Викторией — кузины, расположились напротив; по левую руку — канселариус Корнут, худощавый господин с большой залысиной на макушке, хитрым прищуром и вечно недовольным лицом.
Ровена досадно вздохнула, не найдя среди них того единственный, кого она искренне была бы рада видеть здесь.
Максиан, принцепс Сената и второй по старшинству советник короля. После гибели папы он, верный былой дружбе, опекал её, как родную дочь, и только благодаря этому она не чувствовала себя совсем одинокой.
— Ты опоздала! — хрипловатый голос дяди разнёсся по всему залу.
Его суровый взгляд не предвещал ничего хорошего.
Какие же разные они с отцом! В отличие от старшего брата, Юстиниан не обладал ни высоким ростом, ни крепким телосложением. Волосы уже тронула седина, отпущенная борода, королевская гордость, всегда аккуратно подстрижена. Единственное явное сходство с отцом — глаза, но даже они казались чужими и холодными.
Хотя, дело даже не во внешности. Если бы кто-то попросил коротко описать отца, то на ум тут же приходили такие слова, как благородство, справедливость, великодушие. В дяде же она не видела ничего, кроме суровости, граничащей с жестокостью и чего-то ещё, не до конца понятного, но пугающего до дрожи в коленках.
— Девчонка не поддаётся никакому воспитанию, — высокомерно сообщила королева. - Её манеры немногим лучше прачки с хозяйственного двора.
Ровена невольно сжалась и густо покраснела от стыда. К словесной экзекуции готовилась ещё по пути, но как бы ни старалась, научиться игнорировать унижения пока не получалось.
— Простите, — виновато промямлила она. — Похоже, мои часы отстают.
