— Тебе нравится? — стоны рабыни заводили его ещё больше.
— Да, мой господин, — голос слабый, безжизненный.
— А так? — он вошёл до упора, впившись пальцами в кровоточащие раны.
В этот раз оргазм был долгий, сильный, глубокий. Его тело сотрясла крупная дрожь, из груди вырвался громкий стон.
Осквернённая уже теряла сознание, кисти в кандалах безвольно обвисли.
— Не смей! — предупредил он, дёрнув её голову на себя.
Она тяжело задышала, бледное лицо покрылось испариной. Кровь мгновенно остановилась, края ран стали стремительно затягиваться.
— Достаточно, — прервал он процесс. — Шрамы должны остаться.
— Да, господин.
— И всё же под своим братцем ты стонала намного охотнее, — Брутус улыбнулся уголком губ. — Как он тебе? Неужели хорош? Говорят, нельзя быть лучшим во всём.
Невольница с силой дёрнула руку, цепь со звоном натянулась. Даже боль не смогла сдержать её ярости, и это ещё более забавляло Брутуса.
Что же это? Покорная ненависть? Гнев, смешанный со страхом? Как же она нелепа в своей наивности! Как же легко управлять этими двумя, так отчаянно цепляющимися друг за друга! Оба невероятно сильны и одновременно уязвимы только потому, что не одиноки. Судьба сыграла с ними злую шутку, не разлучив, сохранив их связь. Оба попали в опертамский Терсентум и умудрились не только выжить, но и стать весьма заметными среди скорпионов. Это их дар и проклятье. Невероятно, как опасна может быть любовь, особенно такая — чистая, искренняя, беззаветная. Хотя насчёт чистой, пожалуй, погорячился. Незабываемое зрелище: скорпион, безжалостно убивающий любого на своём пути, рыдал как дитя, когда понял, кого трахал полночи. И как же самоотверженно терпела она, скрываясь за серебряной маской: готовая на всё ради любимого брата, лишь бы сохранить ему жизнь.
— Обожаю, когда ты злишься, — прошептал он ей на ухо, снимая оковы. — Может, потому до сих пор не избавился от тебя. Продолжай меня радовать, милая, и когда-нибудь я позволю тебе вернуться к твоему драгоценному братцу.
Глава 2
Лучик прижималась всем телом, даже сквозь форму Слай чувствовал манящий жар. Он приподнял её рубаху, коснулся губами набухшего соска, нежно сжал ладонью грудь. Она застонала от наслаждения, ритмично задвигала бёдрами, доводя до точки кипения.
Голень внезапно пронзила острая боль. Он недоуменно уставился на побагровевшую от злости Твин:
— Эй, за что?!
— Ненавижу тебя! — она вновь врезала по ноге и выбежала из казармы.
«И что на неё нашло! Занимаешься своими делами, никого не трогаешь — и вдруг резко становишься объектом для пинков и ненависти.»
Лучик недовольно скривила пухлые губки, глядя той вслед:
— Что это с ней?
Не ответив, Слай грубовато спихнул её с себя и бросился из казармы, на ходу застёгивая ремень.
— Ну ты и мудак, Семидесятый! — донеслось в спину.
— Прости, — он оглянулся, виновато выдавив улыбку, и выбежал во двор. Твин нигде не было.
Давно же её такой злой не видел! Похоже, узнала о Двести Девяностом. Засранец давно тёрся рядом с ней, пришлось немного вправить мозги. Пусть походит со сломанной рукой — в следующий раз хорошенько подумает, прежде чем клеиться к кому не положено.
Твин чётко дала понять, что они просто друзья и всё такое, но Слай не мог спокойно смотреть, как какой-нибудь придурок подбивает к ней клинья. Где-то на задворках его сознания ворчала совесть, упрекая в собственничестве, но он успешно игнорировал внутренний голос, какого чёрта он должен делить её с кем-то!
Поиски успехом не увенчались: ни за бытовкой, ни за столовой её не обнаружилось.
Терсентум заполнился оглушительным звоном колокола. Скоро отбой. Слай поспешил назад в казармы, вернётся, куда же ей деться.
Твин объявилась за несколько минут до того, как заперли двери. Молча пройдя мимо, она плюхнулась на койку и повернулась к стене.
Нужно выждать, пока все улягутся, потом он попробует поговорить. Пусть злится, со временем спасибо скажет. Да по роже этого утырка легко было понять, что ему нужно. Двести Девяностый точно ей не пара. И когда же она научится разбираться в других! Слишком доверчивая, слишком наивная, ею легко воспользоваться.
Казарма постепенно погружалась в сон, где-то рядом громко шептались наперебой с чьим-то храпом. Он уже было собрался спрыгнуть с койки, как Твин вдруг поднялась и направилась к душевым.
Прикинувшись спящим, Слай выждал, когда за ней закроется дверь, и замаскировался: сперва не мешает выяснить, что она задумала.
Твин сидела на полу, прислонившись к стене. Взгляд задумчивый, отсутствующий, даже не заметила приоткрывшейся двери.
Слай бесшумно опустился рядом и, понаблюдав за ней некоторое время, снял невидимость:
— Может, объяснишь, что это было?
— Какого чёрта ты следишь за мной?! — она вздрогнула от неожиданности и возмущённо толкнула его в плечо.
— Если это из-за Двести Девяностого — зря ты так. Заслужил.
Она непонимающе вскинула бровь:
— А что с ним не так?
«А вот это неожиданно! Если ничего не знает, в чём же тогда дело?»
— Да всё с ним нормально, — небрежно отмахнулся он, надеясь, что она не придаст значения его словам. — Может, тогда объяснишь, что произошло?
Её щёки смущённо запылали, она отвернулась.
— Не, так не пойдёт! Отвечай на вопрос.
— Ну извини! — в голосе послышалась досада, может, даже негодование. — Давай забудем, ладно?
— В смысле забудем? — возмущение быстро сменилось растерянностью, кажется, он начал догадываться. — Погоди, это из-за Лучика, верно?
Твин поджала губы, насупилась.
Похоже, угадал. Вот это поворот! Чем она ей не угодила? И почему пинки достались ему, если уж на то пошло?
— Не молчи, — Слай коснулся пальцами её подбородка, повернул к себе. — Скажи хоть что-то.
— Я же извинилась! — выпалила она, ещё больше краснея. — Лучше забудь. Тебе самое время вернуться к твоей подружке, заждалась, поди.
— Да ты ревнуешь! — опешил он. — Сама же говорила, что я тебе как брат.
— И никого я не ревную! Просто… — она запнулась. — Да что ты пристал, какая тебе разница?!
И вот как её понять? То злится непонятно за что, то чуть ли не нахер посылает. Потому и не решался заговорить об этом. Чуть что, она сразу отдаляется, будто бежит от чего-то.
Нет, пора завязывать с этим и уже определиться, кто они друг для друга. И сейчас самое подходящее время.
Он собрал всю смелость, на которую был способен, и наклонился к её губам, уже готовый выгрести по самое не балуй. Твин взволнованно сжалась, её напряжение чувствовалось даже в дыхании. Она застыла на мгновение, словно борясь с чем-то, и нерешительно ответила на призыв. Ничего восхитительнее до этого он ещё не испытывал. Нет, это был не просто поцелуй — договор, что будут вместе до самого конца.
