Максиан невесело ухмыльнулся. Как же, это имя ему точно известно. Газетчики в какой-то момент просто атаковали его со всех сторон, но поняв, что не добьются ни слова, оставили бесполезную затею. И правильно, плясать на свадьбе можно и без виновников торжества — музыканты и так давно оплачены. Но, видимо, не всех устраивала мелодия, наигрываемая лизоблюдами короля.
— Я наслышан о вас, — произнёс Максиан. — Даже не стану спрашивать, как вам удалось сюда пробраться.
— О, это была целая эпопея! — рассмеялся Шарпворд.
— Не сомневаюсь, уважаемый, но, боюсь, уйти вам придётся отсюда с пустыми руками… Или блокнотом? Это уж как вам угодно.
Газетчик поправил очки:
— Не слишком мудро отмахиваться от союзников, господин Максиан. Я бы мог вам помочь.
— Неужели? И чем же? Очередной остроумной статьёй о глупости и жестокости короля? Вы, конечно, неплохо справляетесь с критикой, но чем это мне поможет?
— Конкретно вам, быть может, и ничем, но в борьбе с тиранией любые средства хороши. Поверьте, есть ещё в Прибрежье умы, способные отделить зёрна от плевел, и они жаждут правды не менее, чем вы жаждете выбраться отсюда.
— Правды? А для чего? Чтобы лишний раз повздыхать о несправедливости жизни? — Максиан скрестил руки на груди.
— Именно поэтому вы организовали Стальное Перо? — Ян выхватил из бокового кармана небольшой блокнот и остро заточенный карандаш. — Чтобы бороться с несправедливостью? По отношению к кому? К осквернённым? Вам претит рабство или само отношение к ним?
— А вы ловкач, Шарпворд! — хохотнул Максиан и хлопнул того по плечу. — При других обстоятельствах я бы с удовольствием с вами подискутировал на эту тему, как и на многие другие, но увы, не место и не время.
— Но…
— Разговор окончен. Всего вам хорошего!
Максиан опустился на койку, от которой уже ныло всё тело, и отвернулся, игнорируя назойливого посетителя.
Шарпворд задумчиво потёр подбородок и кивнул:
— Понимаю, тайна следствия и всё такое… Знаете, я не так давно копался в архивах, и меня заинтересовал один занимательный факт. Казалось бы, дело старое, давно забытое, но что-то в нём явно не так, неправильно, что ли… Не спешите отказывать, выслушайте! Всем известно о вашей дружбе с покойным королём, уверен, вы знаете о его смерти намного больше остальных. Может, расскажете, что произошло там, в пустошах? Зачем уруттанцам было нападать на королевскую свиту? Неужели ради грабежа? Разве это не странно? Не припомню, чтобы дикари вообще промышляли в окрестностях Регнума, а тем более атаковали вооружённые отряды.
Максиан удивлённо приподнял брови и взглянул на говорившего. А паренёк далеко не глуп, раз сумел задаться верными вопросами. Вопросами, которые терзали и его в своё время, пока Севир не раскрыл всей правды. Может, и не такая плохая идея немного разворошить прошлое?
— Не было никаких уруттанцев, друг мой. Покушение организовал Юстиниан при поддержке Легиона. Неугодных, молодой человек, в Прибрежье недолго терпят. Так что если хотите жить — бросьте ваше занятие. На вашем месте я бы сломал карандаш, разорвал блокнот и покинул столицу. Король ненавидит инакомыслящих, как вы заметили, а сейчас он будет нещадно уничтожать каждого, кто осмелится критиковать его.
Шарпворд небрежно отмахнулся:
— Угрозы меня не пугают, господин Максиан. А вот за информацию вам очень благодарен. Признаюсь, как бы я ни презирал Юстиниана, но, убив брата, он оказал великую услугу государству. Урсус был настоящим сумасшедшим! Ведь только сумасшедший захочет освободить осквернённых.
Максиан понимающе кивнул. Ещё одна жертва промывки мозгов. И таких сотни тысяч.
— Не стану вас переубеждать, Ян, это бесполезно. Скажу только, что Урсус был великим человеком, способным видеть сокрытое и верящим в светлое будущее Прибрежья. Возможно, будь он жив, всё было бы иначе. Стальное Перо, друг мой, всего лишь неизбежное последствие, как и восстание, которое, будьте уверены, когда-нибудь произойдёт. И, поверьте, Урсус понимал это как никто другой.
Шарпворд напряжённо черкал что-то в своём блокноте. Было заметно, что поднятая тема волновала его куда больше, чем даже ненавистный ему Юстиниан.
— Вы говорите так, будто считаете восстание справедливой карой, — он подозрительно сощурился.
— А как иначе, друг мой? Зло порождает зло. И всё, что мы творили с осквернёнными на протяжении стольких лет, не может так легко сойти нам с рук.
— То есть вы до сих пор считаете, что Урсус правильно поступал, борясь за свободу осквернённых?
— Безусловно.
Шарпворд снова отметил что-то в блокноте и тяжело вздохнул:
— Я вижу, вы человек чести, господин Максиан, но, быть может, небольшого ума. Во всяком случае, вы не настолько разумны, каким хотели бы казаться для других. Хоть вы и отказались отвечать на вопросы, я вам так скажу: ваша связь с Пером очевидна, как белый день. Вы играете с огнём, понимаете, о чём я? Ваше заступничество за осквернённых — большая ошибка.
Максиан сцепил пальцы в замок и с неприкрытым интересом посмотрел собеседнику в глаза. Что-то было в этом пареньке. Может, острый ум, та проницательность, которой и сам он обладал. Слишком уж он напоминает того молодого Максиана с горящими глазами и неуёмным желанием поменять мир вокруг себя. Возможно, стоит дать ему шанс разобраться в более важном, чем политические дрязги, в которых он ошибочно ищет истину.
— То есть проявление сочувствия и человечность, по-вашему, признаки небольшого ума? — Максиан внимательно наблюдал за реакцией газетчика.
На лице Яна проскользнуло лёгкое недоумение — он явно не ожидал подобного ответа.
— Мы с вами, господин Максиан, можем не один день фехтовать абстрактными понятиями — это не имеет значения, когда пропагандистские машины Юстиниана твердят обратное. Он оперирует конкретными фактами, пугает народ вполне реальными, ощутимыми вещами и абсолютно в этом прав… А сочувствие и человечность… Что ж, уверен, вы не лишены таковых, однако на кого они направлены? На что конкретно? Быть может, вы сочувствуете огню, который горит в вашем камине? Вы хотите, чтобы он распространился по всему дому, пока вы и ваша семья спите? Хотите, чтобы он обрёл свободу и пожрал вас?
Возмущение, сквозившее в каждом слове Шарпворда, было вполне понятным, принадлежало ему самому, но было заложено системой, как фундамент дома, как каждый кирпич в городской стене. Жаль, что такие умы принадлежат целиком и полностью гнилым убеждениям, унаследованным от предков.
Максиан кивнул, принимая позицию оппонента:
— Хотите сказать, сервусы, убирающие ваш дом и готовящие вам завтраки, ординарии, что зачищают окрестности городов от воронов, гиен и прочей нечисти, и есть та угроза, тот огонь, которого вы так боитесь? Как же вы не видите таких простых вещей?! Юстиниан — лицемер! Какие факты он вам предоставляет? Осквернённые — зло? Но при этом на это зло он ежегодно тратит целое состояние, способное прокормить несколько семей на протяжении десятка лет. И для чего? Только чтобы оросить пески Арены свежей кровью, потешить своё самолюбие.
