Харо выпустил ещё одну стрелу, наблюдая, как меч Девятнадцатого перерубает шею последней твари. Твин выдернула кинжал из огромной пёсьей башки и брезгливо огляделась:
— Да что здесь творится!
Плач, что стих с последним убитым псом, внезапно стал нарастать с новой силой. От неподвижно лежащих трупов медленно отделялись чёрные бесформенные силуэты, почти невидимые в неровном свете огня.
— Осторожно! — раздался возглас Ровены.
Харо отступил к ней, оглядываясь по стенам. Справа мелькнуло тёмное пятно, Девятнадцатый истошно заорал, схватился за голову, рухнул на колени. Твин бросилась к нему на помощь, но, увидев что-то, с криком отскочила:
— Его глаза!
Спайк, недолго думая, всадил несколько пуль в Девятнадцатого, но тот лишь поднял голову, посмотрел на стрелявшего безжизненными глазами, из которых медленно стекали густые чёрные капли.
— Уходим! — взревел провожатый и рванул вперёд, увлекая за собой Твин.
Харо схватил принцессу за руку и бросился за ними, не сводя глаз с Девятнадцатого, рывками поднимающегося на ноги, как марионетка в неумелых руках кукловода.
Ровена что-то выкрикнула, но её голос потонул в уже почти оглушительном вое плачущих, что преследовал по пятам.
Позади кто-то протяжно закричал, потом ещё и ещё.
— Быстрее! — Морок поравнялся с ними. — Они догоняют!
Бежали, не глядя под ноги, не заботясь, что впереди. Сейчас важнее было уйти подальше, спастись от того, что нельзя было ни убить, ни даже остановить.
Плач внезапно стих. Так же резко, как и появился. Пробежав ещё немного, Спайк неожиданно притормозил. Харо прислушался к удаляющимся вглубь туннеля шагам тех, кому не повезло.
— Кажется, оторвались, — Морок говорил сбивчиво, тяжело дыша.
— Чёрт! — Спайк швырнул факел в темноту, выстрелил наугад. — Пошли прочь! Убирайтесь!
В свете огня замелькали тощие фигуры, из черноты донеслось глухое рычание и протяжный вой.
— Снова плачущие? — Ровена в ужасе прижалась к Харо.
— Нет, — он наложил стрелу и приготовился. — Стая.
Волна из белёсых тел, рычащая, тявкающая и подвывающая, уже приближалась. Когти скребли каменный пол, хвосты хлестали воздух, пена стекала из раскрытых в предвкушении кровавого пира пастей.
Морок встал рядом с Ровеной, прикрывая её сбоку. Несколько сервусов суетливо подожгли факелы, вытянули их перед собой.
Свора была огромная: оглушительным рыком вперемешку с визгами она заполонила туннель, затапливая телами горстку осквернённых.
Харо едва успевал выпускать стрелы. Спайк отмахивался мечом, с трудом уворачиваясь от клыков. Двести Восьмой вместе с сервусами отбивался от беспрестанно норовивших их окружить тварей.
Морок с рычанием рубил мечом куда приходилось: промахнуться всё равно было бы сложно.
Впереди мелькали зелёные вспышки, бледное лицо Твин. Вокруг неё скопилась внушительная куча убитых псов. В обеих руках сверкали кинжалы, впивались в толстые шкуры, перерезая глотки, круша черепа.
Выпустив очередную стрелу, Харо заметил, что со спины к Твин подкрался здоровенный пёс и уже выгнулся перед прыжком. Она явно не видела его, отбиваясь от двух других, что грозили вцепиться ей в горло.
Харо замер в нерешительности. Удачнее момента может и не быть. Никто не заметит, от чего она погибла — от ножа или от клыков твари.
Сорвав с пояса нож, он в последний раз глянул на Твин. Вспомнилось, как она тащила его на себе через туннели: нарвались на свору, когда возвращались с охоты. Рана была серьёзная, думал, не дотянет, а вот сестра как раз считала иначе. И только благодаря её упрямству он до сих пор жив. Она всегда относилась к нему по-особенному, с теплотой. До встречи с Ровеной в его жизни было всего две женщины: Твин — сестра, та, что готова была поддержать во всём, делила удары плетью, Стену Раздумий, синий дым по ночам за столовой; была и Дис, с которой он познал нечто большее — то, что может быть между мужчиной и женщиной… И которая потом так легко предала его.
Твин тогда вмешалась. Долго же он злился на неё, хотя понимал, что зря: так она показывала, что он важен для неё, что небезразличен как друг, как брат.
Пёс глухо зарычал, махнул костлявым хвостом и прыгнул.
— Чтоб тебя..! — Харо метнул нож.
Сверкнув, клинок врезался в бок твари, отшвырнув ту к стене. Визжа и разбрызгивая кровавую пену, пёс выгнулся, задёргал задними лапами.
Твин обернулась, благодарно кивнула.
— Харо! — принцесса впилась пальцами в его плечо.
Перед лицом возникла разинутая звериная пасть. Харо вытянул перед собой лук. Клыки со скрежетом врезались в сталь. Схватив нож, с размаху вонзил его в череп зверя, оттолкнул ногой обмякшую тушу. Успел достать стрелу, пронзил ей другого, что длинными прыжками нёсся прямо на Морока.
Сзади донёсся крик Лии. Харо обернулся.
Прижимая к груди окровавленную руку, Двести Восьмой отмахивался от псов, что уже сомкнули вокруг него кольцо.
Последняя стрела легла на палец. Харо сконцентрировался, выдохнул, прицелился. Тихо заскрипела тетива. С тонким свистом стрела сорвалась, прошила тушу ближайшей твари насквозь и вонзилась в горло следующего пса, что уже был готов вцепиться в свою жертву.
Двести Восьмой не растерялся, вогнал меч между лопаток другого зверя и отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от клацнувших челюстей.
Морок подскочил к последнему псу, вогнал клинок в короткую шею и с бешеными глазами осмотрелся по сторонам:
— Ну давайте, сукины дети! Я вам всем пообрубаю ваши тощие задницы!
— Угомонись уже, герой, — хохотнула Твин, вытирая рукавом перепачканное кровью лицо. — Веселье окончено.
Харо повернулся к вжавшейся в стену Ровене:
— Цела? — он коснулся её локтя.
Вздрогнув, она отняла руки от лица и осмотрелась:
— Они ушли?
— Угу, — хмыкнула Твин. — Зашагали ровным строем. В мир иной.
Бросив на неё хмурый взгляд, Харо недовольно покачал головой: Твин даже не скрывала своей неприязни.
— Нужен привал. Двести Восьмой ранен! — Лия передала факел собрату и стянула наплечный мешок.
— Не сейчас, — отрезал Спайк. — Здесь надолго оставаться нельзя. Мы так нашумели, что все псы в округе сбегутся. Чем дальше сейчас уйдём, тем лучше!
Проигнорировав провожатого, Лия склонилась над рукой Двести Восьмого, приказав одному из своих отыскать спирт и что-нибудь для перевязки.
— Нужно срочно обработать! — она сорвала пробку с пузырька и плеснула содержимым на рану.
Двести Восьмой скривился от боли, но даже не шелохнулся, стараясь не мешать девчонке с перевязкой.
