Посёлок казался заброшенным и забытым. Андрофагов не было видно. Не было ни следов, ни пепла от костров, а юрты выглядели старыми, безжалостно изъеденными дождём и ветром.
— Джейк… Джейк… — он уловил стон, полный мучительной боли.
Голос повторял его имя вновь и вновь и с каждым шагом становился всё ближе и отчётливее.
Свернув за высокую юрту с висящим над входом клыкастым черепом то ли рыси, то ли ещё какой-то дряни, что плодилась в лесной чаще, Хантсман остановился перед торчащим из земли ошкуренным бревном с привязанной к нему обнажённой истерзанной женщиной. Соломенные волосы, слипшиеся от крови, грязными прядями падали на её лицо. От ключиц до бёдер кожа была содрана. На желтоватых костях рёбер ещё оставались куски плоти, но внутренности были тщательно выскоблены.
До ног добраться не успели, и Хантсман знал, почему: сам нашпиговывал свинцом каждую тварь, посмевшую прикоснуться к его Кристи. К его любимой Кристи…
Он опоздал всего на какой-то час, но для неё он оказался последним, бесконечно-мучительным, наполненным ужасом и невыносимым страданием. Эти мрази освежевали её заживо!
Хантсман только надеялся, что её сердце не выдержало и остановилось раньше, чем они принялись пожирать её плоть на её же глазах.
— Моя родная… — приблизившись к неподвижному телу, покрытому ранами и свернувшейся кровью, он бережно откинул её волосы. Хантсман знал, что увидит, но для него Кристи навсегда осталась самым красивым существом на этой проклятой планете. — Прости меня, если сможешь.
Глаза её были закрыты, лицо сплошь залито уже засохшей кровью, сквозь глубокие раны — они вырезали её щёки! — проглядывали белоснежные зубы.
— В каких же муках ты умирала, моя Кристи… Я бы отдал всё, чтобы поменяться с тобой местами!
Её разбитые губы слегка дрогнули:
— Джейк… Мне так больно, Джейк!
— Я знаю, милая, я знаю… — по щекам невольно текли слёзы.
Хотелось забрать её боль себе, всю, до последней капли; хотелось повернуть время вспять, не оставлять её на базе, вообще не брать её с собой, заставить уволиться и запретить покидать периметр раз и навсегда.
— Мне больно! — простонала Кристи уже громче и, приоткрыв веки, посмотрела на него пустым, невидящим взглядом. — Где же ты, Джейк? Спаси меня! Спаси меня, Джейк! Спаси…
Хантсман распахнул глаза. Вокруг непроглядная темнота, где-то рядом тихое посапывание бойцов. Голос Кристи ещё эхом раздавался в голове: «Спаси меня Джейк! Спаси!»
«Прости, родная! Умоляю, прости!» — с силой проведя ладонями по лицу, он попытался стереть кошмарный образ из своей памяти.
Кристи приходила редко, и только такой — в страданиях, в мучительной боли, с мольбой о спасении, которого так и не дождалась.
Он был готов отдать всё, чтобы пусть даже во сне увидеть её прежней — весёлой, с чарующей улыбкой и искрящимися счастьем голубыми глазами.
Всего час. Час, который он так и не смог подарить ей. Час, ставший последним для неё, разделивший его жизнь надвое — до и после. Час, вселивший ненависть к себе за бессилие и к тварям за то, что уничтожили нечто редкое, особенное, уже невосполнимое.
Кристи умела находить красоту во всём, даже в этом изуродованном, обезумевшем от жестокости, умирающем мире. Всё твердила, что мутанты — его неотъемлемая часть, и теперь им, людям, нужно научиться гармонично сосуществовать с новой формой жизни. Она искренне верила, что не всё ещё потеряно.
«Как же ты ошибалась, моя Кристи…»
Всё уже давно потеряно, ещё триста лет назад. Сейчас единственное верное решение для человечества — очистить планету ото всей этой гнили, что породили предки своим оружием. Возможно, тогда у людей появится шанс на прежнюю жизнь или хотя бы на её подобие.
Хантсман нашарил в темноте наручный ПК и постучал по дисплею. В темноте вспыхнули бледно-синие цифры: «00:14». Пора.
Выбравшись из спального мешка, он подсветил тем же дисплеем потолок и нажал на кнопку лампы. Пассажирский отсек заполнился мягким жёлтым светом.
— Подъём, бойцы!
Уже через четверть часа, наспех перекусив, Хантсман разложил карту на капоте броневика и, подсвечивая фонарём, внимательно изучал предстоящий маршрут. Два параллельных туннеля соединял коридор длиной в несколько миль — он-то как раз и нужен. Сперва не мешало бы провести разведку, а там и видно будет. Если всё пойдёт по плану, придётся остаться здесь ещё на день. Не слишком привлекательная перспектива, но лучше, чем возвращаться в НЭВ с пустыми руками.
— Кэп, — Элис прислонилась к бамперу. — Я тут подумала… В общем, я тут подумала… Есть одно неплохое местечко в Первом Секторе. Там такой обалденный бифштекс готовят! Хочу пригласить вас туда по возвращении, — от смущения последние слова у неё вышли почти скороговоркой.
Хантсман тяжело выдохнул. Этого ещё не хватало! И вот что ей ответить? Нет, девушка она, конечно, видная, но чёрт возьми, нахрена он-то ей сдался, старый вояка без особого будущего, когда столько отличных парней вокруг — выбирай не хочу.
— Послушай, Элис, — из-за шлема её лица не было видно, и так даже лучше, — у меня есть правило: никаких отношений на службе.
— Но почему? — в её голосе прозвучала досада.
— Да потому что обычно это ничем хорошим не заканчивается!
— Кажется, я понимаю… Слышала вашу историю, но я-то за себя постоять могу!
Ну, тогда это меняет дело!.. Она что, издевается, или правда не поняла с первого раза?
— Как долго ты у меня в отряде, Элис? Год?
— Четырнадцать месяцев, сэр, — холодно отозвалась она, явно чувствуя в вопросе подвох.
— Осталось ещё восемь, если я не ошибаюсь. Так вот, давай не будем портить друг другу жизнь эти несчастные восемь месяцев, договорились?
— Портить, значит? А может, я вообще останусь в вашем отряде! — с вызовом заявила она и, развернувшись, скрылась за броневиком.
— Женщины! — буркнул себе под нос Хантсман и, окинув карту быстрым взглядом, погасил фонарь.
Как и предполагалось, ночью в туннеле псов было куда меньше — разбежались по пустоши в поисках добычи.
Хантсман вместе с Механиком шли впереди, то и дело вслушиваясь в тишину. Туннель казался вымершим: только звук шагов и редкое хлопанье крыльев каких-то мелких тварей. Похоже, удача наконец-то улыбнулась им, во всяком случае прошли уже несколько миль без приключений: ни одного пса, не говоря уже о тех жутких тенях, от чьего завывания стыла кровь в жилах. Может, конечно, радоваться рано, но всё же хотелось надеяться, что на этот раз пронесёт.
Преодолев ещё с полмили, они наконец наткнулись на дрон. Покорёженный, с оторванными пропеллерами, аппарат валялся прямо посреди прохода.
Механик, поцокав языком, склонился над «подбитой пташкой»:
