Пролог
Нож, сверкнув на солнце, вонзился в центр меловой мишени.
– Опять проиграл, Балли, – с усмешкой сказала девушка.
– Я нарочно тебе уступил, – ответил карлик. – Я существо сказочное, и сравниться со мной не может никто.
Он улыбался, но темные глаза смотрели печально, и девушка, наклонясь, погладила его заросшую щеку. Он повернул голову и поцеловал ей ладонь.
– Ты лучший из мужчин. Боги, если они существуют, несправедливо с тобой обошлись.
Баллистар промолчал. Он упивался ее красотой, ее золотистой кожей, завораживающей силой ее серых глаз. В свои девятнадцать Сигурни была красивее всех известных ему женщин – высокая, стройная, с крепкой грудью и округлыми бедрами. Немного портили ее только короткие волосы, отливавшие серебром на солнце. Они поседели на шестом году жизни, когда убили ее родителей. Крестьяне называли ту ночь Кровавой и никогда не вспоминали о ней. Карлик подошел к изгороди, взобрался на перекладину и выдернул из столба нож Сигурни, с трудом обхватив коротенькими пальцами его рукоять. Ростом он был с четырехлетнего ребенка, но с огромной головой и густой бородой. Сигурни спрятала клинок в ножны у себя на бедре и налила в две глиняные чаши холодную воду из кувшина.
Карлик, взяв у нее свою чашу, провел пальцами над водой.
– Не надо так делать, дружок, – укорила его девушка. – Вот заметит кто-нибудь, и тебя накажут.
– Ничего, не впервой. Я ведь показывал тебе рубцы, верно?
– И не раз.
– Ну вот видишь. Я кнута не боюсь. – Он снова провел ручонкой над чашей. – За покойного короля над водою. – Вдали показалась собака, гончая, с широкой грудью и узкими боками – прославленная охотница на зайца. Здесь, в горах, от собак требовали силы, выносливости и послушания, но главным достоинством считалась резвость, а гончая Сигурни бегала быстрее всех остальных.
– Сюда, Леди! – позвал Баллистар. Она подбежала, ткнулась длинной мордой ему в бороду, лизнула в лицо. – Все женщины от меня без ума, – заявил он, поглаживая собаку.
– Меня это не удивляет, – ответила девушка. – У тебя руки ласковые.
Он заглянул в собачьи глаза – один карий, другой опалово-серый, – потрогал свежий шрам на морде у Леди.
– Все зажило на славу.
В глазах Сигурни зажегся гневный огонь.
– Бернт глуп. Я жалею, что разрешила ему пойти с нами.
– Этот дуралей тебя любит. Как и все мы, принцесса.
– Вздор! Ты же знаешь, что я не имею права так называться.
– Имеешь, Сигурни. В твоих жилах течет кровь Гандарина.
– В ком она только не течет. Гандарин был настоящий кобель. Гвалчмай говорит, что он мог бы набрать из своих ублюдков целое войско. Даже в Бернте от него что-то найдется.
– Ты уж прости его, ведь он не нарочно.
1
Красный ястреб снизился над поляной и сел на ветку. Потоптался с ноги на ногу, склонил голову набок, уставился на серебристые волосы Сигурни. Собака с тихим рычанием прижалась к Баллистару. Девушка, надев длинную блестящую перчатку из черной кожи, встала, и ястреб перелетел на ее протянутую руку.
– Красавица ты моя. – Сигурни погладила рыжие перья на груди, достала из сумки на боку кусочек зайчатины, скормила ястребихе. Потом ловко надела ей на ноги два мягких кольца и продела в их окованные медью отверстия короткие охотничьи путы. Кожаный колпачок на голове птицы завершил дело. Та сидела смирно и даже склонила голову, чтобы Сигурни легче было завязать тесемки. – Я знаю, что Бернт все это сотворил по своей глупости, и сержусь больше на себя, чем на него. Я велела ему не отпускать Леди, пока не появится второй заяц. Уж чего, казалось бы, проще, так он и тут умудрился напортить. А мне дураки не нужны.
Баллистар знал, что на всем белом свете Сигурни дороги только эти два создания – собака Леди и ястреб Эбби. Девушка натаскивала обеих для совместной охоты. Леди поднимала зайцев, Эбби стрелой бросалась с дерева на добычу. Но если заяц был только один, между гончей и птицей начиналось соперничество. Когда это случилось во второй раз, Эбби клюнула Леди в бок. Сигурни оттащила собаку. Понимая, что в паре ее питомицы работают недостаточно хорошо, она решила взять с собой пастуха Бернта. Он должен был держать Леди на поводке и отпускать только в том случае, если зайцев окажется больше одного, но сплоховал – пришел в азарт и пустил ее, как только выбежал первый. А ястребиха, у которой Леди перебивала добычу, саданула ее клювом в правый глаз.
– Будешь сегодня охотиться? – спросил Баллистар.
– Нет, Эбби слишком отяжелела. Я ей отдала вчерашнего зайца. Сегодня мы просто пройдемся до Хай-Друина – ей нравится там летать.
– Берегись колдуна, – предостерег Баллистар.
– Зачем его бояться? Мне думается, он человек хороший.
– Он чужеземец, и кожа у него почернела от колдовства. Меня от него дрожь пробирает.
– Глупый Баллистар, – мелодично рассмеялась девушка, – в тех краях все темнокожие. Это не значит, что они прокляты.
– Он колдун! По ночам он превращается в огромную птицу и летает над Хай-Друином. Его многие видели: черный ворон, вдвое больше обыкновенного. В замке у него полно колдовских книг и животных, которых он опутал своими чарами. Ты ведь знаешь Марион – так вот, она там была и рассказывала, что в доме за дверью стоит недвижимо заколдованный черный медведь. Держись от него подальше, Сигурни.
Сигурни, видя неподдельный страх в глазах карлика, успокоила его:
– Я буду осторожна, не беспокойся, но бояться не стану – разве в моих жилах не течет кровь Гандарина? – Сказав это, она не сдержала улыбки.
– Не нужно смеяться над своими друзьями, – упрекнул ее Баллистар. – С чародеями лучше не связываться – всякий человек в здравом уме это знает. Что он делает в наших безлюдных горах? Зачем покинул свою родину, где все люди черные, и приехал сюда? Ищет чего-то или, может, скрывается от правосудия?
– Как увижу его, непременно спрошу. Идем, Леди! – Сигурни погладила настороженно подошедшую к ней собаку. – Я вижу, Эбби внушила тебе уважение к своей персоне – а вот она, боюсь, никогда не будет тебя уважать.
– Это почему же? – спросил Баллистар.
– Все ястребы таковы, дружок. Никого не любят, ни в ком не нуждаются, никого не боятся.
– И тебя она тоже не любит?
– И меня. Каждый раз, как она слетает на мою руку, я даю ей поесть. Если я хоть однажды ее обману, она больше ко мне не вернется. Преданность им неведома. Они остаются с нами, пока сами хотят. Ни один человек не может быть хозяином ястреба, – сказала охотница и скрылась в лесу.
2
Тови закрыл печь, снял фартук, вытер чистым полотенцем испачканное мукой лицо. Выпеченные хлебы лежали на деревянных поддонах, на шести полках, и наполняли пекарню своим дивным запахом. Тови и теперь, после стольких лет, не переставал упиваться им. Взяв наугад одну ковригу, он разрезал ее пополам. Хлеб вышел легкий, высокий, без пустот. Стальф, подмастерье, испустил шумный вздох облегчения.
