— Нормально. — вру я, при этом моя голова раскалывается, а руки немного дрожат. Никак не могу унять эту навязчивую дрожь.
— Что ты вчера приняла? — голос Кирилла не осуждающий, ровный.
— Не знаю. — я пожимаю плечами, пытаясь казаться более уверенной и отвязной, чем есть на самом деле.
— И часто ты так развлекаешься? — Кирилл хочет выглядеть спокойным, но я вижу, как сильно он сжимает челюсти.
— Не твоё дело! — выпаливаю я. — Всё равно не чаще, чем ты!
Не знаю, зачем пытаюсь его разозлить. Наверное, это не самое умное решение, при условии, что мы сейчас находимся в его квартире. Кирилл ничего не отвечает, лишь проводит рукой по лицу и вздыхает.
— Что, если бы ты встретила кого-то другого вчера? — он говорит тихо, но я чувствую нарастающее напряжение в его голосе. — Что тогда? Ты понимаешь, что это небезопасно?
Даже страшно подумать, что было бы, если бы я нарвалась на преступников! Но сейчас меня больше раздражает его лицемерие.
— Да? И что было бы? — Я складываю руки на груди и с сарказмом продолжаю. — Может, этот человек воспользовался моим невменяемым состоянием в переулке? Или, может быть, похитил меня, отвёз на пустырь и заставил рыть себе могилу, угрожая пистолетом? — я закатываю глаза в притворном изумлении — Ах, да! Это же ты со мной сделал!
Кирилл теряет самообладание и кричит на меня:
— Ты сама во всём виновата! Какого чёрта ты тогда сбежала? Мне пришлось целый год тебя искать! — я вижу ярость в его глазах.
— Да ты мне выбора не оставил! Ты предал меня! Ты предал нас! — Я тоже больше не сдерживаюсь и ору на него.
— Это моя работа! — я с ужасом вижу, как его руки сжимаются в кулаки. — Я тебя предупреждал, что я, в первую очередь, писатель! Не могу не писать! Не могу! — он со всей силы бьёт кулаком в стену.
— Да мне плевать! — я встаю с кровати. — Плевать мне на твои книги! — я беру с прикроватной тумбочки лампу и кидаю в него. Мне хочется сделать ему больно. Лампа ударяет Кирилла в грудь и падает на пол. — Я думала, что между нами что-то настоящее, что-то интимное! А ты вот так просто выставил меня напоказ! Ты меня предал! Я ненавижу тебя! — вслед за лампой в него летит стакан с водой. — Ненавижу!
Слёзы застилают мне глаза. В порыве отчаянной ярости я подбегаю к нему и бью со всей силы в грудь, колочу до боли в костяшках пальцев. Он не защищается, просто ждёт, пока мой приступ пройдёт.
— Как ты мог? Как?! — рыдания захлёстывают меня. — После всего, что я ради тебя сделала!
Моё тело сотрясается от бешеной истерики. Мне хочется выплеснуть на него всю свою боль.
— Я же тебе доверилась, открыла свою душу. А ты… ты меня растоптал. — делаю ещё один удар и останавливаюсь.
Я чувствую, как силы покидают меня. Уже больше не бью его, мои руки упираются в его грудь, а тело сотрясают рыдания. Лицо Кирилла сейчас выглядит так, будто ему и правда больно, но это не физическая боль, а, скорее, душевная. Мне странно видеть его таким. Искренним, уязвимым. Я не знаю, правда ли он это чувствует, или это лишь очередная маска. Вдруг Кирилл накрывает мою руку своей и тихо произносит:
— Прости меня. — его голос полон грусти и чего-то ещё… Раскаяния? Нет, не может быть! Мне, наверное, показалось.
— Прости. Прости меня… — шепчет он и подносит мою ладонь к своим губам, покрывая её нежными быстрыми поцелуями. — Прости, девочка.
У меня больше не осталось сил. Ненависть, ещё недавно бушевавшая во мне, уступает место отчаянию и какой-то отрешённости. Мысли в голове путаются, а поцелуи Кирилла не дают рассуждать здраво. Я упираюсь в его твёрдым пресс, пытаясь оттолкнуть, но это выглядит так слабо и нерешительно, что я и сама себе не верю. Мне сейчас так хочется верить в его искренность, в то, что он что-то понял и изменился. Краем сознания я понимаю, что это лишь очередной самообман. Но в данный момент мне больше всего на свете хочется, чтобы это оказалось правдой.
— Можно я тебя поцелую? — говорит Кирилл и эта его странная нежная обходительность покоряет меня.
Я смотрю в его взволнованное лицо. Его вопрос сбивает с толка. С каких пор он спрашивает разрешение хоть на что-то? Он привык брать меня почти силой, покорять. И вот теперь просит разрешение на поцелуй? Наверное, от этого странного несоответствия моим ожиданиям, я внезапно для самой себя разрешаю. Я разрешаю ему обмануть меня ещё раз. Нерациональное стремление быть одураченной им снова удивляет, но не шокирует меня.
Не отвечая, я тянусь вверх навстречу его губам. Они такие нежные и мягкие. Мне так не хватало его прикосновений… Я как наркоман, который был в завязке целый год, и снова подсел на свой любимый наркотик. Теперь, зная, как невыносимо было испытывать ломку по нему, я не могу решиться снова бросить это пагубное пристрастие. Он вгоняет в меня в зависимость от себя, от его прекрасного тела, от его больной души.
Кирилл обнимает меня очень бережно и нежно. Его руки на моей спине поглаживают кожу под майкой. От этих трепетных, еле заметных прикосновений я вся покрываюсь мурашками. Он знает, как заставить меня подрагивать от его лёгких, дразнящих прикосновений.
Его указательный палец начинает путешествие от моей шеи вдоль по позвоночнику и заканчивает его чуть раньше, чем мне бы хотелось — на пояснице. Я не могу отделаться от ощущения, что он намерено медлит, сводит меня с ума своими намёками, неявными ласками, в то время как моё тело так страстно жаждет его.
Я прижимаюсь к нему всем телом, желая, чтобы он продолжил свои ласки. Внутри меня всё трепещет от предвкушения, кожа становится очень чувствительной от этих мягких поглаживаний. Он нарочно, почти не дотрагиваясь, прикасается к моей спине, отчего все ощущения ещё больше обостряются. Я никогда не могла должным образом противостоять ему.
Запускаю руку в его волосы, тяну на себя, желая вызвать в нём такую же страсть, которая сейчас охватывает меня, но он будто не понимает моих намёков. Он посасывает мочку моего уха, продолжая слегка поглаживать поясницу. Я стону от этой медленной муки, беру его ладонь и опускаю ниже. Кирилл немного отстраняется и произносит шёпотом мне в ухо:
— Признайся, чего ты хочешь, девочка. — его горячее дыхание обжигает мою шею. Его голос такой манящий, такой соблазнительный.
