— Я знаю, чем занимается ваша жена, а вы кто?
— Я дирижер.
Я так удивилась, что мой рот открылся сам собой. В моей памяти тут же всплыла картинка: он врывается в отделение скорой помощи в ночь аварии, в смокинге и галстуке-бабочке. Прямо с концерта, что ли? Тут я поймала его озадаченный взгляд и быстро взяла себя в руки.
— Извините, просто не каждый день встретишь дирижера.
Он отмел мое объяснение небрежным жестом, как ерунду какую-то.
— Получается, — продолжала я, — у дирижера и скрипачки не может быть детей…
Мое спонтанное любопытство поразило меня саму, у меня как будто больше не осталось сдерживающих механизмов. Хорошо, что он не обиделся.
— На самом деле никаких запретов на детей нет, — ответил он с ироничной усмешкой, которая быстро промелькнула и исчезла. — Но у нас очень много гастролей, причем не всегда совместных, совсем не всегда… Вот мы и решили не навязывать такую жизнь детям.
— Благородно. Но это большая жертва.
Он нахмурился и уставился куда-то вдаль.
— Безусловно… После аварии я заподозрил, что и Констанс, и мне было бы легче справляться с бедой, будь у нас дети. При том, что для них это очень тяжелая история… Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаетесь…
Я сделала глоток горячего вина — которое превратилось в холодное, то есть пить его было категорически невозможно.
— Как вы справляетесь?
— Я не справляюсь.
Он вздернул бровь, как бы намекая, что подошла моя очередь высказаться.
— Пенелопа и Титуан переживают, беспокоятся о папе… а Ксавье по-прежнему запрещает им приходить. При том, что безумно скучает по детям, я уверена.
— Представляю себе… А чем он занимается в жизни?
Я догадалась, что ему нелегко заставить себя интересоваться Ксавье.
— Он ветеринар.
Он горько усмехнулся и отвернулся к выходящему на улицу окну, как будто прячась от моего взгляда.
— Вы бы предпочли кого-то другого?
— Меня и впрямь устроило бы, будь он бандитом, грабящим банки, или каким-то еще уголовником.
Я откинулась на спинку банкетки.
— Ваш муж — хороший человек?
Он смотрел мне прямо в глаза, и я не могла уклониться от ответа, от спросившего исходила прирожденная властность.
— Да, я не сомневаюсь, и не только потому, что люблю его. Он хороший человек, который старается делать добро окружающим. И я так говорю вовсе не для того, чтобы его защитить.
— Знаю… В глубине души я это подозревал.
— В последние дни он немного растерян… Наверняка вы догадываетесь… Авария все перевернула…
Он кивнул, по его лицу промелькнула тень, которая зарифмовалась с той, что накрыла меня. Я старалась подавить слезы, подступавшие вопреки всем моим усилиям. Но мне так и не удалось их скрыть.
— Расскажите, чем занимаетесь вы, — снова заговорил он. — Должен признаться, меня мучает любопытство.
Я быстро вытерла мокрые щеки и мысленно поблагодарила его за ту легкость, которую он только что сумел привнести в наш разговор, ставший тяжелым и пугающим.
— Попробуйте угадать.
Он уселся поудобнее — двигался он весьма элегантно, отметила я, — и принялся меня изучать, обдумывая ответ.
— У вас есть знакомые художники… Вы художница?
— Нет, моя мать мечтала об этом, но я лишила ее такого удовольствия.
— Значит, вы последовали пожеланиям отца?
— И деда… который оставил свою галерею моему отцу, а он…
— Передал ее вам. Итак, вы галеристка.
Я улыбнулась в ответ.
— И…
— Будете обедать? — прервал нас официант.
Он появился возле нашего столика, словно вынырнув из другого мира. Саша выпрямился, ему не понравилось, что его захватили врасплох и лишили контроля над ситуацией. Он бросил на меня озадаченный взгляд. Я колебалась, не зная, что ответить официанту. Судя по всему, Саша тоже. Хотела ли я обедать? И, главное, хотела ли я обедать вместе с ним? У нас синхронно вырвался один и тот же ответ: почему бы нет. Почему бы нет — это может означать и да, и нет.
— Но вы готовы сделать заказ? — не отставал официант.
— Принесите мне дежурное блюдо, меня вполне устроит, — ответил Саша не слишком убежденно.
Наш официант в разношенных туфлях ждал, когда я тоже что-нибудь выберу.
— Эээ… крок-мадам и салат.
— Что будете пить?
Мы переглянулись, как два идиота, Саша вздохнул и махнул рукой.
— Позволим себе немного выпить, мы заслужили, согласны?
Я молча кивнула.
— Принесите нам воду с газом и бутылку наименее плохого вина из ваших запасов.
После этого официант оставил нас в покое.
— Он может принести вам что угодно.
— Все равно надо что-то есть.
— Можно и так сказать.
Мы замолчали впервые после того, как сумели начать разговор. Вмешательство реальности затормозило наш порыв и продолжало его сдерживать, поскольку опять подошел официант с тарелками и приборами, налил нам воды и вина. По мере того как стол заполнялся, до меня все лучше доходило, с кем я собралась обедать — с мужем женщины, которую сбил Ксавье. Непостижимо. Заказ нам принесли на удивление быстро. Мы немного поели, точнее, поклевали. Еда потеряла всякий вкус. Саше хватило смелости перестать притворяться раньше, чем мне, и он отодвинул тарелку на край стола. Я с трудом проглотила последний кусок и последовала его примеру. Тут зазвонил его телефон, он извинился, встал из-за стола и вышел из ресторана. На улице он машинально принялся расхаживать взад-вперед перед окном, возле которого сидела я. Разговор явно раздражал его: он прерывисто дышал и пытался сохранить спокойствие, пощипывая нос. Я подозвала официанта, чтобы он убрал со стола, и заодно попросила принести два кофе. Я допила свое вино, чувствуя, как меня засасывает хаос и я погружаюсь в туман непонимания. Только что я ненадолго отвлеклась, но теперь пауза подходила к концу… Саша появился так же молча, как ушел, взял свой бокал и выпил одним духом.
— Это мой продюсер, — мрачно сообщил он.
— Плохие новости?
— Ему трудно согласиться с некоторыми моими решениями.
— С какими именно?
— Я аннулировал все контракты, чтобы остаться с Констанс.
— Я вас понимаю.
— А как вы справляетесь с галереей?
— Я не была там с вечера аварии, сбежала в разгар крайне важного для меня вернисажа.
Он криво ухмыльнулся, я вопросительно посмотрела на него.
