— Почему вы стали дирижером? — неожиданно спросила я. — Вы же могли оставаться виолончелистом.
Он ехидно поинтересовался:
— Это у вас такая манера — перескакивать с темы на тему?
— Только когда я раскрепощена.
Истинная правда. И сколько времени я была этого лишена?
— А сейчас вы раскрепощены?
— Похоже, да…
Над нашим столиком нависла тишина. Саша, не скрываясь, изучал меня, и каждая клетка моего лица или тела, на которой останавливался его взгляд, начинала дрожать. В ответ я тоже предоставила себе такое право и стала рассматривать его, что до сих пор себе запрещала: я увидела ямочки, прорезавшие его щеки, когда он улыбался каким-то своим мыслям. Почему я раньше не обращала внимания на эти соблазнительные впадинки под трехдневной щетиной? Мои глаза скользнули по его шее, открытой застегнутой не до конца рубашкой, потом по его мощным рукам, удивительным, по-моему, для музыканта.
— Ну и? — поторопила я, пытаясь справиться с дыханием, которое вдруг зачастило.
Он взъерошил волосы, чтобы, в свою очередь, рассеять чары.
— Я не слишком люблю власть. А уж подчиняться ей мне совсем невыносимо. Должен вам признаться, ненавижу ошибаться. Впрочем, я никогда не ошибаюсь, — подмигнул он.
Как же хорошо смеяться вместе с ним. Он был так же раскован и непринужден, как и я.
— Расскажите…
— Я действительно долго был виолончелистом в разных филармониях, но при этом позволял себе не соглашаться с дирижерской интерпретацией исполняемых произведений. И как-то один из них возмутился моей наглостью и выгнал с репетиции, заявив, что я должен сначала сам постоять за пультом, а уж после этого позволять себе советовать. Я поймал его на слове… В тот период моя самооценка зашкаливала, поэтому я был уверен, что мне все удастся без особых проблем…
— По моему впечатлению, вам действительно все удалось…
Он скептически хмыкнул.
— Я вкалывал, как каторжный, спрашивая себя, во что вляпался. Но в конце концов, когда я в первый раз встал за пульт, все стало прозрачно ясным. Я свободен, полностью свободен. Могу задать свой ритм, свой темп, извлечь из музыки и партитуры то, что хочу, то, что чувствую. Я играю так, как считаю нужным я, а не кто-то еще.
Говоря о своей страсти, он оживился. Профессия и музыка до краев заполняли его душу.
— Вам должно этого очень не хватать.
Он помрачнел.
— Не следовало нам говорить о…
— Саша, я не говорю ни о чем другом, только о вашей страсти, о том, что делает вас таким, какой вы есть.
Он долго качал головой и понемногу смягчался.
— Чистое везение, что я нашел место, где могу играть, но вы правы, этого недостаточно.
— Что вы намерены делать, чтобы изменить ситуацию?
— Не имею представления. Но рано или поздно я буду дирижировать, для меня это вопрос выживания, как у вас с вашей галереей. Кстати, вы только что упомянули прием в галерее. О чем речь?
— Мероприятие для того, чтобы всех успокоить и показать, что галерея по-прежнему существует и я беру руководство ею на себя. Вернисаж, открывающий выставку, состоится через три дня. — В моем голосе прозвучала озабоченность.
— Уверен, все пройдет отлично, вы слишком привязаны к этому месту, чтобы кто-то смог не откликнуться или покинуть вас.
— Спасибо… Знаете, мне пора на работу… Однако…
Его взгляд держал и не отпускал меня, он ждал продолжения с особым, взволнованным интересом. Я колебалась, продолжать ли, но мне надоели запреты, надоело непрерывно загонять себя в жесткие рамки.
— Мне бы хотелось, чтобы этот обед не заканчивался…
Он мягко улыбнулся, но его лицо стало еще более напряженным, если такое было возможно.
— Мне бы тоже, Ава, я тоже не хочу, чтобы этот момент закончился.
Его ладонь двинулась по столу, приблизилась к моей, которая инстинктивно дернулась ей навстречу. Но обе они остановились. Мы ловили взгляды друг друга, а когда они встретились, мы улетели далеко-далеко, как если бы вокруг нас ничего не существовало. Но сознание того, что мы находимся на моей территории и эта территория заминирована, заставило нас спуститься с небес на землю. Мы поняли друг друга без единого слова, наши ладони вернулись на место, так и не коснувшись одна другой. Внутри меня как будто образовалась пустота. Лицо Саши напряглось.
— Отпускаю вас на работу.
Я кивнула, не в силах ответить. Мы поднялись одновременно. Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы справиться с дрожью в коленках, а Саша взял мое пальто, распахнул его и встал у меня за спиной. Я остро ощущала прикосновение его тела к моему, его дыхание на своих волосах. Он медленно поднял пальто и накинул мне на плечи.
— Ава! — позвала Лили.
Саша откашлялся. Я покраснела, но быстро взяла себя в руки.
— Да.
— Записываю на счет галереи?
— Конечно, — ответила я. — Как обычно.
— Э-э-э? — пробормотал Саша, все еще стоя за моей спиной.
— Я всегда приглашаю своих клиентов.
— На минуту забыл о своей роли.
Я нехотя отодвинулась от него. Мне было так хорошо почти в его объятиях. Он открыл дверь и пропустил меня вперед.
— Приходите! — крикнула ему рестораторша. — Надеюсь, мы еще увидим вас.
Саша погрустнел. Вряд ли он здесь появится. Такова реальность. Вместо ответа он улыбнулся Лили.
— Давайте пройдем к галерее, если не возражаете, — предложил он. — Боюсь, из ресторана за нами могут наблюдать.
— Да, так будет разумнее.
Мы шли с ним плечом к плечу, гораздо ближе друг к другу, чем когда направлялись на обед. Так близко, что наши пальцы в конце концов несколько раз коснулись. Я бы так хотела взять его за руку, думаю, он хотел того же, но нам приходилось ограничиваться этими касаниями, еще более чувственными из-за запрета. Тем более что в последние месяцы я была лишена любого физического контакта, малейшей ласки. А то «остальное», о котором в самом начале нашего обеда упомянул Саша, принадлежало к другому миру, и в него я пока отказывалась войти.
— Саша…
Я скосила на него глаза, он сделал то же самое.
— Хотите прийти на прием в галерее?
— Вы считаете это уместным?
— Раз я вам предлагаю, значит, это возможно… Но я вас не заставляю…
— С удовольствием. Очень хочу увидеть вас в вашем мире, о котором вы так увлекательно мне рассказали…
Мы были в нескольких метрах от галереи, поэтому я прервала нашу прогулку. Мы не отодвинулись друг от друга, я пристально и сосредоточенно всматривалась в Сашино лицо.
