— Хотел бы я тебе верить, да не получается. Смотрю на тебя и вижу человека, который мог бы стать лордом-ловчим. Дети подражают тебе, у костров только о тебе и рассказывают. А что ты такое сделал? Воровал чужой скот. Что они все находят в тебе, Касваллон?
— Понятия не имею. Я этих басен не слушаю.
Камбил спустился в лагерь, а Касваллон сидел наверху и смотрел на звезды.
Холодное дуновение коснулось его затылка, но листья на деревьях даже не дрогнули. Касваллон оглянулся — позади стоял Талиесен в плаще из мерцающих перьев, с дубовым, увитым омелой посохом.
— Трое мальчиков погибли, — сказал Касваллон, освобождая друиду место на камне рядом с собой.
— Знаю. — Талиесен сел, опираясь на посох. — Королева тоже мертва.
— Кто она была? Как ее звали?
— Сигурни, королева-ястреб. Говорила она что-нибудь перед смертью?
— Обещала вернуться — так мне сказали ребята. А меня она приняла за знакомого ей человека.
— Причина всему — старик, известный тебе как Оракул. Могу лишь надеяться, что сумею это исправить.
— О чем ты?
— Скажи Оракулу, что ты со мной говорил. Скажи, что я велел обо всем тебе рассказать, но сам эту историю никому не рассказывай. Уговор?
— Уговор.
Мэг и Карен выбежали из дома, как только охотники показались на дальнем холме. Из других домов тоже выбегали женщины. Мужчины на полях бросали свои орудия и спешили навстречу охотникам.
Вскоре Камбил уже отвечал на вопросы своих сородичей, а Касваллон с Гаэленом пробирались сквозь толпу к Мэг. Она сжала ладонями щеки мальчика.
— Все хорошо, мой голубчик?
— Да.
Видя, что он опечален, Мэг взяла его под руку и повела к дому. Бедняжка, думалось ей. Он и так настрадался в жизни, а теперь на него свалилось новое горе.
В доме ждал издольщик по имени Дирк. Он расспросил Карен о Гаэлене и отправился с ней на холм, погулять.
Изнуренный Гаэлен сразу рухнул в постель, Мэг и Касваллон сели рядом у очага.
— Ты можешь гордиться им, Касваллон, — сказала она, выслушав рассказ мужа.
— Знаю, — с глуповатой улыбкой ответил он. — Я чуть не заплакал, слушая его повесть.
— Он вырастет настоящим мужчиной.
— И раньше, чем ты полагаешь.
— А как ты умудрялся ладить с Камбилом все эти дни?
— Он меня, признаться, пугает. Думает, что я хочу посадить Гаэлена на место Агвейна. Скажи, в своем ли он уме после этого? Такие мысли, должно быть, давят его, как жернов.
— Он одинок и подвержен грусти. Я рада, что ты не таишь на него зла.
— Как бы я мог? Мы с ним росли вместе. Он всегда был таким — думал, что отец любит меня больше его, и рвался хоть в чем-то меня превзойти, но так ни разу и не сумел. Будь я умней, я бы иногда ему поддавался.
— Ну нет, это не в твоей натуре. Слишком ты для этого горд.
— Разве может мужчина быть слишком гордым? Вреда этим я никому не чиню. Сколько живу, не оскорбил ни одного человека, не обидел того, кто слабее меня. Мне нет нужды выставляться — я просто знаю, на что способен.
— Чепуха. Ты тщеславен, как птица фламинго. Я видела, как ты подстригаешь бороду перед моим серебряным зеркалом и охорашиваешь ее моим гребешком.
— Ага, подглядываешь?
— Как же иначе. Жена я тебе или нет?
Он посадил ее к себе на колени и поцеловал.
— Ты поистине лучше всего, что я когда-либо воровал в Паллиде, кроме разве быка твоего батюшки.
— Сватался ко мне Интош, а в итоге достался ты, — вздохнула она, теребя его бороду. — Можно подумать, боги прогневались на нашу семью.
— Вот, значит, кто мой соперник? Да ты ж терпеть его не могла. А в постели у него блохи водятся. Я долго чесался, когда украл его меч.
— Так вот откуда ты их притащил, собака!
— Не будем ссориться, милая, — примирительно сказал Касваллон, видя, как засверкали ее глаза. — Парню надо поспать, он сильно намучился.
— Ну погоди, Фарлен. Когда-нибудь я тебе все выскажу.
— А пока, может, помолчишь минутку и приголубишь меня, усталого путника?
— Тоже, небось, спать хочешь.
— Хочу. Если и ты со мной ляжешь.
— Помойся сперва. Хватит с меня твоих блох.
— Ты уже нагрела воды?
— И не думала.
— По-твоему, я во дворе должен мыться? Холодной?
— Зачем же. Спать ляжешь внизу, а помоешься завтра, когда будет горячая.
— Внизу? Ладно, пойду на двор, — вздохнул он, встретившись с неуступчивым взглядом жены.
Позже, когда он уснул, Мэг услышала, как Гаэлен стонет во сне. Она завернулась в одеяло и подошла к нему. Тот же старый кошмар, не иначе. Снова он, израненный, убегает от аэниров, едва волоча ноги.
— Все хорошо, Гаэлен, — зашептала она, садясь на край кровати и гладя его по голове. — Ты дома, с Мэг.
Он со стоном перевернулся на спину.
— Мэг?
— Да, милый.
— Приснилось что-то, — пробормотал он и снова закрыл глаза.
Она вспомнила, как Касваллон впервые привел его. Мальчик держался настороженно. Бегал глазами туда-сюда, словно в тюрьму попал, и сторонился хозяйки. Она показала ему его комнату, и бурный восторг паренька ее поразил.
«Она правда моя?»
«Ну да».
«Я один в ней жить буду?»
«Конечно, один».
«Здорово. Спасибо тебе».
«Да пожалуйста».
«Только заколдовать себя я не дам».
«Понятно, — улыбнулась она. — Это Касваллон наговорил тебе о моих чарах?»
«Он».
«Разве он не сказал, что после свадьбы я их утратила?»
«Не-е».
«С женщинами, когда они поймают себе мужа, такое случается».
«Ясно».
«Давай тогда дружить, хочешь?»
«Хочу, — ухмыльнулся он. — У меня никогда еще друзей не было».
«А мне будет приятно поговорить с кем-нибудь».
«Знаешь, я не очень-то разговорчивый. Не привык умные беседы вести».
«Это ничего, Гаэлен. Главное между друзьями не ум, а искренность. Я для начала первая скажу тебе одну вещь. Когда Касваллон тебя спас, я побаивалась, ведь у нас уже есть сын. Но вот я вижу тебя и радуюсь, потому что ты пришелся мне по сердцу. Тебе будет у нас хорошо, я знаю, а мы научим тебя быть горцем».
«Может, я и этого не сумею».
