Как только смог, вытащил из кармашка пояса бутылочку с исцеляющим, заглотил содержимое и пополз к роще. За ней все еще дрались. Именно так: «все еще». Непонятно, кто кого добивал. Плохо! Кто бы кого ни добил, лошади окажутся под присмотром. Если они вообще выжили.
Рядом будто хлестнуло гигантским бичом. Вверх взлетели куски дерна. Я перекатился влево. «Бич» тут же проделал борозду там, где только что находилось мое тело.
С трудом поднявшись, я заковылял к роще. Где мои возросшие характеристики? Где мой временный пятидесятый уровень? Я на своем чувствовал себя в разы лучше! Молния нанесла мне серьезнейший урон; и если вдогонку огребу «бичом» — я покойник.
Почувствовав опасность, я оглянулся и едва успел пригнуться. Ловчая сеть накрыла куст впереди и с хрустом сжала его в тугой комок. Вторую успел разрубить мечом. Ее половинки упали в траву, дергаясь как живые.
Еще немного — и я нырнул в рощу священных пней. «Бич» стеганул поверху, силясь пробить хаотическое сплетение ветвей разросшихся побегов, но до меня не достал, устроив всего лишь густой листопад. Ну а сети мне здесь и вовсе не страшны.
Вот разве что молнии…
Мощный разряд тут же испепелил все впереди меня. Спасибо, расчистили дорогу! Кто-то из оргойских магов, несомненно, заметил одинокого вражеского воина, скромно удаляющегося от общей свалки в кусты, однако не мог сосредоточиться на одной только этой цели. И шмалял в меня лишь время от времени, урывками, неприцельно. Вскоре он прекратит совсем, опасаясь попасть в своих по ту сторону рощи. Надо скорее туда…
Лошадей в обозначенном Доном месте не было. Живых. Мертвые беспорядочно валялись там и сям, а кипевшая здесь недавно схватка сместилась в сторону и понемногу затухала. Я торопливо обыскал трупы воинов. Элики, мне нужны элики! Любые годные зелья — что угодно для восстановления! Того, что у меня в запасе, не хватит. Ну где же, где? Неужели сами все вылакали, гады? Нет, кое-что есть…
Обшарив последнего мертвеца, опустошив пару склянок и распихав остальные по свободным кармашкам, я выпрямился. Ну и куда теперь? Передо мной расстилалось поле с выщипанной овцами почти под ноль травой и редкими бодыльями чертополоха. Бежать по нему?
Сбоку послышались шаги, всхрапывание, и ко мне приблизились две лошади: красивый, сильный жеребец с почти человеческим взглядом, и такая же кобыла. Должно быть, именно их Дон приготовил для нас с ним, и стояли они не с остальными, а поодаль. Жеребец его, а кобыла моя. Оседланы, готовы везти нас в Тимой. И маршрут наверняка знают не хуже самого Дона.
— Жди хозяина! — сказал я жеребцу. — Может, он еще выберется. А я поехал прямо сейчас.
Кобыла шарахнулась от меня, но жеребец преградил ей дорогу и завернул обратно. Видно, Дон имел с ним какую-то связь или заранее объяснил, что делать в том или ином случае. Кобыла успокоилась, подошла ко мне, обнюхала и мотнула головой — садись, мол. Я вскочил в седло, и мы понеслись на восток.
Животное было того же сорта, что и лошади Игана. Оно скакало как заведенное, не уставая и не останавливаясь. Погони я не заметил, а перед первой от города заставой, как и планировал Дон, лошадь свернула и помчалась по бездорожью. Цокот копыт по мощеной дороге сменился дробью глухих ударов да свистом ветра в ушах. Добравшись до Гинкмара, мы буквально вонзились в него все на той же сумасшедшей скорости. Просто экстремальная скачка превратилась в экстремальную скачку с препятствиями. Лошадь не сбавляя ход перепрыгивала через кусты и поваленные деревья, лавировала меж огромных валунов, пролетала в тучах брызг по бродам речушек. Она что — так и не затормозит до самого Тимойского королевства?..
Приноровившись к ритму своей буцефалихи, я изловчился и достал из пояса очередное снадобье. Влив его в себя, оценил эффект и достал следующее. Пока доберемся до Разбойничьего, как раз подлечусь, и если не удастся совладать с непарнокопытной тварью, заставить слушаться, спрыгну с нее. Она пускай шурует дальше на восток. Но мне-то в другую сторону!
Неподалеку от тракта лошадь выскочила на открытое место, испуганно заржала, и мы врубились во что-то, мягкое, чего я сразу не распознал. Кто-то завопил; в сторону отбросило машущее всеми четырьмя конечностями существо, другое, третье… Вендиго! Это вендиго!
Людоеды выходили из леса на поляну и шли к ее противоположному краю. Мы посшибали штук двадцать и оказались в самой их гуще, прежде чем лошадь остановилась.
Дура! Теперь-то зачем? Раньше надо было!..
Вендиго кинулись к нам со всех сторон. Лошадь встала на дыбы, выбросила зад, и принялась крутиться волчком, разбрасывая людоедов копытами. Я еле держался на ее спине, силясь уловить ладонью невероятно верткую рукоять болтающегося на поясе меча. Эй, коняга, мать твою в дугу! Замри хоть на миг, скотина, я слезу с тебя! Ты что творишь, паскуда шизанутая? Я же из седла биться не умею — отпусти меня на землю, и уж тогда мы вдвоем покажем ублюдкам…
Не додумав, я слетел с лошади и упал на головы людоедов. Пробив толпу сверху вниз, шарахнулся о твердое, вскочил, расшвырял всех вокруг ударами кулаков в латных перчатках и наконец вытащил меч.
Пусть враги низкоуровневые, но как же их много… Как много!
Вендиго расступились и замерли в секундном оцепенении. Словно не могли поверить, что я готов сражаться.
Лошадь тоже прекратила прыгать и остановилась как вкопанная. Идиотка, мля! Почему все верные решения ты принимаешь с задержкой?
Людоеды смотрели на нас, а мы на них.
Где-то в дремучих чащобах они плодились, отъедались на любом попадавшемся в их лапы зверье, снова плодились, расселялись по окрестностям. Так продолжалось до тех пор, пока не была истреблена вся крупная дичь вокруг. И тогда взрослые вендиго снялись с места, бросив на стойбищах детенышей и беременных самок, объединились и двинулись на поиски пищи, гонимые неутолимым голодом. Оставшимся хватит мелкой добычи после того, как сократится число ртов. Детеныши повзрослеют, самки благополучно разрешаться новым потомством. А кочевники непременно найдут добычу себе. В обитаемых землях, в опустошенных рекрутскими наборами деревушках, где самые крутые воины — хромые тридцатиуровневые мужики с вилами, по одному на несколько дворов, а наиболее сильные маги — престарелые знахарки-травницы лет под девяносто.
У селян окажется нечего противопоставить жаждущей крови и мяса орде, чтоб продержаться, пока против нее пошлют какие-то войска.
А вот у меня найдется.
У меня сейчас пятидесятый уровень. Хрен его знает, сколько он продержится, однако ведь пока висит? Это больше, чем было у Креппера в тот раз, когда я впервые оказался с другими ополченцами в Гинкмаре. Тогда сотник отработал по вендиго чуть ли не лучше остальных вместе взятых.
Правда, сейчас и людоедов больше. А мои «вместе взятые» — одна кобыла. Притом чужая.
Но разве какой-то выбор есть?
Все эти мысли вмиг пронеслись у меня в мозгу и оставили его чистым, как… Как… Даже не знаю, как что.
