— Кочевники не досаждают тебе?
— Нет, покуда я держу паром. Но они не любят меня — я ведь полукровка.
— Да, ты выше большинства из них.
— Моя мать была вагрийка, а отец нотас. Я ни с кем не состою в кровной вражде — и на том спасибо. Я слышал, на юге идет война?
— Да.
— А ты зовешься Нездешним.
— Значит, всадники побывали и здесь. Кто — надиры или вагрийцы?
— И те и другие. Но я тебя не выдам. Я обязан тебе жизнью своих детей.
— Ничем ты мне не обязан — это я у тебя в долгу. Я привел к тебе этих тварей. Когда всадники вернутся, расскажи им обо всем. И скажи, что я уехал на север.
— Зачем?
— По двум причинам. Во-первых, это правда, во-вторых, они и без того знают, куда я направляюсь.
Паромщик, кивнув, разворошил огонь и подбавил дров. — Если им это известно, зачем ты туда едешь? Они будут поджидать тебя там.
— У меня нет выбора.
— Чепуха. Выбор всегда есть. Отсюда ты мог бы уехать на все четыре стороны.
— Я дал слово.
— Да, с этим не поспоришь, — понимающе улыбнулся паромщик. — Но мне хотелось бы знать, что может заставить человека дать подобную клятву?
— Глупость, помимо всего прочего.
— Непохоже, чтобы ты был глуп.
— Все люди глупы. Мы ведем себя так, будто будем жить вечно, и полагаем, что сможем сдвинуть горы, если захотим. Но мы обманываем себя — мир от наших потуг не изменится.
— В твоих словах сквозит горечь, Нездешний, но дела твои расходятся с ними. Твое путешествие, куда бы ни лежал твой путь, определенно вызовет какие-то перемены. Иначе зачем рисковать своей жизнью?
— Что бы ни ждало меня, успех или неудача, — через сотню лет, если не меньше, об этом никто уже не вспомнит. Если мне повезет, над горой ненадолго проглянет солнце, если не повезет — прольется дождь. Не все ли равно горе?
— Это нам неизвестно. Зато тебе не все равно. И этого достаточно. Мир слишком равнодушен, слишком много в нем алчности и насилия. Я люблю, когда вокруг меня все растет, люблю слышать смех.
— Да ты романтик, как я погляжу.
— Меня зовут Гурион, — сказал, протянув руку, паромщик.
Нездешний пожал ему руку и хмыкнул.
— А я когда-то звался Дакейрасом.
— Ты тоже романтик, Дакейрас, — только романтики хранят верность своему слову вопреки всему миру. Казалось бы, в этом наша сила, но нет: честь — это цепь, которая сковывает нас.
— Ты, Гурион, не только романтик, но и философ. Тебе бы учителем быть, а не паромщиком.
— Куда ты держишь путь, Дакейрас?
— За бронзовыми доспехами.
— Зачем они тебе?
— Есть один дренайский полководец по имени Эгель — я должен доставить их ему. Это поможет ему в борьбе, которую он ведет.
— Я видел их.
— Ты побывал на Рабоасе?
— Да, много лет назад. Доспехи хранятся в пещере, в самом сердце горы. Но их хорошо стерегут.
— Кто, надиры?
— Хуже — чудища, живущие во мраке пещер.
— Как же тебе тогда удалось поглядеть на доспехи?
— Я шел с племенем моей жены, с Волчьей Головой. Нас было пятьдесят человек. Хан женил своего младшего сына и хотел показать ему легендарные доспехи.
— Меня удивляет, что надиры не взяли их себе.
— Это невозможно. Ты разве не знаешь? На самом деле их не существует.
— Говори яснее.
— Доспехи — лишь видимость. Если тронуть их, рука пройдет насквозь. Настоящие доспехи спрятаны в другом месте горы — никто не знает где. А те, что видны, всего лишь мерцающий призрак — ему-то все и поклоняются.
Нездешний промолчал, задумчиво глядя в огонь.
— Я думал, ты знаешь, где спрятаны настоящие доспехи, — сказал Гурион.
Нездешний покачал головой и рассмеялся, а опечаленный Гурион отвел глаза.
— Будь прокляты все романтики! — воскликнул, отсмеявшись, Нездешний. — Гореть бы им в седьмом круге ада!
— Ты ведь это не всерьез.
Нездешний запустил пальцы в волосы и встал.
— Знал бы ты, до чего я устал. Мне кажется, будто я тону в зыбучем песке, а мои сострадательные друзья позаботились привязать камни к моим ногам. Я наемный убийца и убиваю за деньги. Хорошее занятие для романтика, верно? Я охочусь на людей. Но на этот раз все охотятся за мной — люди, звери и духи Тьмы. Если верить моему другу Дардалиону, мое дело служит Истоку. Слыхал ты об Истоке? — Гурион кивнул. — Так вот, дружище: служить Истоку нелегко. Его не видно и не слышно, и помощи от него не дождешься.
— Однако он привел тебя к парому.
— Мои враги умеют незримо летать в ночи, — усмехнулся Нездешний, — вызывать оборотней из преисподней и читать чужие мысли. А на моей стороне Бог, способный, самое большее, привести человека к парому.
— И все-таки ты жив. — Пока да — но завтра все начнется сызнова.
Глава 20
Дардалион отвернулся от Астилы и облокотился на широкий подоконник. Само окно, как и все окна в замке, представляло собой узкую щель и предназначалось скорее для защиты, нежели для освещения. Лучник из этой амбразуры мог стрелять вправо, влево и прямо, захватчики же не имели возможности проникнуть через нее в замок, а вражеская стрела могла попасть в нее разве что случайно. Дардалион, опираясь на локти, смотрел на крепостную стену.
Там опять кипел кровавый бой, но защитники держались стойко. За стеной громоздились обгоревшие останки двух вагрийских осадных башен, вокруг валялись почернелые трупы. Третью башню медленно подтягивали к крепости. Защитники поджидали ее с маслом и огнем наготове. За башней шла вагрийская пехота, готовая по команде устремиться на приступ. Дардалион заморгал и отвел взгляд от стены.
— Почему ты не хочешь слушать меня, Дардалион? — спросил Астила.
— Я слушаю тебя, брат, — повернулся к нему Дардалион, — но ничем не могу тебе помочь.
— Ты нужен нам здесь. Мы гибнем. Уже семеро наших ушло к Истоку — без тебя нам не обойтись.
— Нездешний тоже нуждается во мне. Я не могу его бросить.
— Мы теряем мужество. — Астила опустился на узкую койку и охватил голову руками.
Дардалион впервые заметил, как устал его друг, заметил сгорбленные плечи и багровые круги под яркими некогда глазами. Он отошел от окна и сел рядом с Астилой.
— Силы мои ограничены, а дел непочатый край. Я искренне верю в то, что Нездешний спасет дренаев. Не могу объяснить почему — но, сколько бы я ни молился, доспехи еженощно являются мне: я вижу, как они светятся в своей темной пещере. А между тем, столь бесценное для нас сокровище ищет один-единственный человек. Один-единственный, Астила! Он один противостоит Братству, надирам, а теперь еще и адским чудовищам. Без меня ему конец. Попытайся понять меня. Ну пожалуйста.
