— Зачем? Что тебе это даст?
— Удовольствие, больше ничего, — но этого мне достаточно.
— Тогда я буду ждать тебя.
— Конечно, будешь — а как же иначе? Такие, как ты, любят страдать — это прибавляет вам святости.
* * *
Нездешний сам дивился своему гневу, чувствуя себя растерянным и до смешного обиженным. Въехав на поросший лесом холм, он спешился. “Чего это ты?” — спросил он себя. Можно ли обижаться на правду?
И все же его задело за живое сравнение с наемниками, насилующими и убивающими невинных: несмотря на грозную славу, которую он снискал, он ни разу не убил ни женщины, ни ребенка. И никогда никого не насиловал и не унизил. Почему же после слов этой девчонки он чувствует себя таким грязным? Почему видит себя в черном свете?
Это все священник!
Проклятый священник!
Последние двадцать лет Нездешний прожил во мраке, но Дардалион словно фонарем осветил темные закоулки его души.
Он сел на траву. Ночь была прохладна и ясна, а воздух сладок.
Двадцать лет — а вспомнить нечего. Двадцать лет он, как пиявка, покорно цепляется за неуступчивую скалу жизни.
Что же теперь?
— Теперь ты умрешь, дуралей, — сказал он вслух. — Священник уморит тебя своей святостью.
Но правда ли это? Этого ли он боится?
Двадцать лет он разъезжал по горам и долам, по городам и весям, по диким надирским степям и гибельным пустыням. Все это время он не позволял себе заводить друзей. Ничья участь его не трогала. Он шел по жизни, словно живая крепость с неприступными стенами, одинокий, насколько это доступно человеку.
И зачем он только спас священника? Этот вопрос не давал ему покоя. Стены рухнули, и оборона прорвалась, словно мокрый пергамент.
Чутье побуждало его сесть на коня и бросить своих спутников — а он доверял своему чутью, отточенному годами опасного ремесла. Он оставался живым лишь благодаря быстроте, с которой действовал: наносил удар, как змея, и уходил, пока не рассвело.
Нездешний, король наемных убийц. Его могли схватить разве что по воле случая, ибо у него не было дома — были только немногочисленные люди в разных городах, через которых ему делали заказы. Он приходил к ним в глухую ночь, принимал заказ, забирал деньги и исчезал еще до рассвета. Нездешний, всеми преследуемый и ненавидимый, он всегда таился во мраке.
Он и теперь знал, что погоня близко. Теперь, как никогда, ему следовало бы скрыться в диких краях или уплыть за море — в Венгрию и еще дальше на восток.
— Дурак, — прошептал он. — Ты что, и правда смерти себе желаешь?
Но священник держит его своими чарами, хотя и не сознается в этом.
«Ты прилепил себе крылья коршуна, Дардалион!»
В его усадьбе был цветник, где росли гиацинты, тюльпаны и многолетние нарциссы. Его сын был так красив, когда лежал там, и кровь не казалась неуместной среди ярких цветов. Воспоминания терзали Нездешнего, резали словно битое стекло. Тану привязали к кровати, а потом выпотрошили, как рыбу. А двух девочек-малюток...
Нездешний заплакал по безвозвратно ушедшим годам.
Он вернулся в лагерь за час до рассвета и нашел всех спящими. Он покачал головой, дивясь их глупой беспечности, разворошил костер и сварил в медном котелке овсянку. Дардалион, проснувшись первым, с улыбкой потянулся.
— Я рад, что ты вернулся, — сказал он, подойдя к костру.
— Надо будет раздобыть еды — наши запасы на исходе. Сомневаюсь, что мы найдем хоть одну уцелевшую деревню, поэтому придется поохотиться. А тебе, священник, придется поступиться своими правилами, чтобы не свалиться от голода.
— Могу я поговорить с тобой?
— Странный вопрос. А сейчас мы разве не разговариваем?
Дардалион отошел от костра, и Нездешний, со вздохом сняв котелок с огня, последовал за ним.
— Чего ты такой унылый? Жалеешь, что посадил нам на шею бабу с ребятней?
— Нет. Я хотел попросить тебя об услуге. Я не имею на это никакого права, но...
— Давай выкладывай, не тяни.
— Ты проводишь их к Эгелю?
— Так ведь и было задумано с самого начала. Что с тобой, Дардалион?
— Видишь ли... я скоро умру. — Дардалион отвернулся и пошел вверх по склону.
Нездешний догнал его. На вершине холма Дардалион рассказал ему о своей призрачной встрече с неведомым охотником. Нездешний выслушал его молча. Наука мистиков была для него закрытой книгой, но он знал, какой властью они наделены, и не сомневался в том, что Дардалион говорит чистую правду. Не удивило его и то, что за ним идет охота, — как-никак, он убил одного из них.
— Так вот, — заключил священник, — я надеюсь, что после моей смерти ты все-таки проводишь Даниаль с детьми в безопасное место.
— Ты сдаешься заранее, Дардалион?
— Я не умею убивать, а иначе его не остановишь.
— Где они ночевали?
— К югу от нас. Но тебе нельзя туда — их семеро.
— Но властью, по твоим словам, наделен только один?
— Насколько я знаю, да. Он сказал, что убьет меня, когда стемнеет. Пожалуйста, не ходи туда, Нездешний. Я не хочу быть причиной ничьей смерти.
— Эти люди охотятся за мной, священник, и выбирать мне не из чего. Даже если я пообещаю тебе остаться с женщиной, они все равно найдут меня. Уж лучше я найду их первым и сам навяжу им бой. Оставайтесь здесь и ждите. Если к утру я не вернусь, отправляйтесь на север.
Нездешний подхватил свою поклажу и направил коня к югу. Забрезжил рассвет. Он обернулся в седле:
— Погаси костер — дым виден на многие мили, и до сумерек не разводи огня.
Дардалион угрюмо смотрел ему вслед.
— Куда это он? — спросила Даниаль.
— Поехал спасать мою жизнь. — И Дардалион повторил рассказ о своем ночном странствии. Женщина как будто поняла: он прочел в ее глазах жалость. Тогда ему стало ясно, что своей исповедью он уронил себя в ее мнении. Ведь он послал Нездешнего на смертный бой, рассказав ему обо всем.
— Не вини себя, — сказала Даниаль.
— Лучше бы я молчал.
— Тогда мы все были бы обречены. Он должен был узнать, что за ним охотятся.
— Я рассказал ему это для того, чтобы он меня спас.
— Не сомневаюсь. Однако он должен был узнать, а ты — рассказать.
— Пусть так — но в тот миг я думал только о себе.
— Ты человек, Дардалион, даром что священник. Не будь к себе слишком суров. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять. А тебе?
