Ластианакс предпочел бы, чтобы девушка говорила потише. Он привык к подобным замечаниям касательно обитателей Малой Напоки: на седьмом уровне это была одна из привычных тем для беседы. Гиперборейцы смотрели на жителей четвертого уровня как на сборище паразитов, которые пользуются щедротами города и мешают жить другим. Истинная дочь старой аристократической семьи, Пирра не являлась исключением из правил.
– Большинству жителей этого квартала однажды пришлось бросить свои дома и бежать, спасая собственную жизнь, – ответил Ластианакс. – Рифейские караванщики, согласившиеся проводить их в Гиперборею, заломили астрономические суммы в обмен на свои услуги. Когда они прибыли сюда, у многих не осталось денег, чтобы оплатить входную пошлину. Василевс отказался впустить напокцев, и после долгих скитаний они умерли от холода и голода у городских ворот. Неудивительно, что выжившие стараются держаться вместе и не смешиваться с гиперборейцами, ведь мы не слишком тепло их приняли, – заключил он, слегка пожимая плечами.
Его контраргумент определенно попал в цель: несколько секунд Пирра молчала, кусая губы, явно рассерженная тем, что проигрывает словесную дуэль. Наконец она возразила:
– Мы не несем ответственности за случившееся в Напоке. Мы не обязаны принимать всех бедняков, которым вздумается просить убежища. Гиперборея не может растягиваться до бесконечности, башни и так уже перенаселены.
Ластианакс не стал напоминать девушке, что только на одной ее семейной вилле легко поместилось бы не менее шестидесяти обитателей нижних уровней. Подобный аргумент лишь положил бы начало долгого, пустого спора. Да он и сам длительное время наслаждался комфортной жизнью на седьмом уровне. Маг предпочел зайти с другой стороны:
– Отчасти мы ответственны за то, что случилось в Напоке. Осада продолжалась много месяцев, мы могли бы вмешаться, однако в то время Совет решил, что лучше пустить все на самотек: ущерб, нанесенный городу, соперничавшему с нашим, пошел бы только на пользу нашей экономике…
– Это напокцы совершили ошибку, слепо доверив свою защиту наемникам, – пылко возразила Пирра. – Не понимаю, почему мы должны были рисковать жизнями наших новобранцев, решая проблему, созданную другими людьми. Они ведь не послали сюда целителей и пальцем не пошевелили, чтобы помочь Гиперборее, когда здесь в последний раз свирепствовала эпидемия красной чумы шестьдесят лет назад, верно? А во время войны четырех городов кто нам противостоял, ты помнишь?
Ластианакс пожал плечами.
– Безгрешных обществ не бывает, – вздохнул он.
В прошлом они раз сто вели такие споры, и маг отлично знал, чем закончится очередное словесное состязание – ничем. Всегда нашелся бы повод упрекнуть гиперборейцев, как, впрочем, и напокцев. Что же до упомянутой девушкой болезни, поговаривали, что впервые она появилась именно в Малой Напоке, а уже оттуда распространилась по всему городу. Жители первого уровня обвиняли напокцев, дескать, они льют вниз загрязненную воду, а обитатели верхних уровней жаловались на дым, поднимавшийся из печей многочисленных мастерских. Политики подливали масла в огонь, пытаясь отвлечь внимание горожан от своих собственных грешков. В итоге напокцы становились удобными козлами отпущения для всех: они прибыли в город большой группой, не спешили вливаться в местное общество, хранили ревностную приверженность собственным традициям, славились своей хитростью и не могли рассчитывать на поддержку горожан. Однако сейчас лишь среди них Пирра и Ластианакс могли найти союзников в борьбе против темискирцев, захвативших власть в городе.
Маги прошли по круглой площадке, окруженной галереей такой же формы. По галерее гулял ледяной ветер, развевая края навесов над пустыми торговыми прилавками. Вверху, над центром площади, раскинулся огромный засыпанный снегом витраж, заменявший крышу. В некоторых местах в нем зияли дыры, и в них залетали крупные снежинки. Молодые люди молча прошли по галерее, погрузившись каждый в свои мысли. Несколько напокских мальчишек рылись в одном из ларьков, очевидно, надеясь поживиться чем-то, что можно продать; заслышав звук шагов, они встрепенулись и дали деру. Галерея вывела магов к замерзшему каналу, который привел их к башне, ощетинившейся дымящимися трубами: закопченные дымоходы облепили стену здания, спускаясь вниз почти до границы с первым уровнем.
– Иногда я говорю себе, что городам следовало бы заключить что-то вроде союза, – внезапно произнес Ластианакс.
– Договор о ненападении? – уточнила Пирра скептическим тоном.
– Нет, нечто большее. Обязательства о взаимопомощи.
Пирра насмешливо фыркнула:
– Этого никогда не случится. Если мы сумеем вернуть контроль над городом и починить купол, это уже будет хорошо.
– Напротив, именно в дни тяжелых испытаний нужно пересматривать свою политику, – пробурчал Ластианакс. – Пришли, – объявил он, останавливаясь перед башней.
За полукруглым входом в башню открывалась стеклодувная мастерская внушительных размеров. В центре помещения возвышалась большая печь в форме конуса, за ней в большой яме, над которой нависали деревянные мостки, помещались плавильные чаны. Повсюду суетились подмастерья стеклодувов: открывали горловины печи, подбрасывали дрова, вынимали тигли, наполненные жидким стеклом. В стороне от печи мастера растягивали светящуюся стеклянную пасту с помощью выдувных тростей; их щеки, красные и раздувшиеся от напряжения, блестели от пота. В лицо Ластианаксу ударила мощная волна вырывавшегося из мастерской жара, в то время как ему в спину дул холодный ветер с улицы. Он подошел к мастерской. С тех пор как юноша покинул это место шестью годами ранее, мастерская значительно расширилась. Маг не узнавал трудившихся в помещении напокцев. Мастера и подмастерья уже бросали на вошедших недружелюбные взгляды, как вдруг знакомый Ластианаксу голос воскликнул на напокском:
– Вот это да, Ластианакс, мой любимый носкут! Какой приятный сюрприз!
Из дальней части мастерской вышел, обогнув резервуары с водой, высокий человек и устремился к гостям. Комозуа был весьма рослым для напокца. Свои смазанные маслом волосы он завязал в узел на затылке, чтобы случайно не сжечь. Из-за многолетней работы с раскаленным стеклом его руки казались обожженными: пальцы, покрытые толстой красной кожей, походили на сосиски.
Во время разговора Комозуа предпочитал придвигаться почти вплотную к собеседникам. Довольно прискорбная привычка, учитывая, что у мастера дурно пахло изо рта; впрочем, ни клиенты, ни работники не осмеливались указать ему на это. Мастер-стеклодув вытер ладонь о кожаный фартук и сжал руку Ластианакса в традиционном напокском рукопожатии. Комозуа наклонился к юноше и, дыша ему в лицо отвратительными выхлопами своей пищеварительной системы, проговорил:
– Соскучился по мастерской? Возвращаешься ко мне на работу?
Ластианакс сумел выдержать газовую атаку, не поморщившись.
– К сожалению, я считаю, что время моей работы подмастерьем стеклодува безвозвратно закончилось.
– О да, верно, тога, вилла, политические обязанности и прочие прелести новой жизни! – воскликнул Комозуа, так энергично хлопнув Ластианакса по спине, что чуть не сбил его с ног. – У тебя прелестная спутница, – продолжал он, многозначительно улыбаясь Пирре, молча слушавшей этот обмен любезностями. – Твоя возлюбленная?
