Сохранились зубные протезы, изготовленные древними этрусками, учителями и предшественниками древних римлян. В древнем Вавилоне самой обычной медицинской процедурой считалось, если врач (острым бронзовым ножом) снимет бельмо с глаза пациента (правда, по сохранившимся свидетельствам, далеко не все операции кончались удачно, но стопроцентным успехом не могут похвастать и сегодняшние хирурги, располагающие технологиями, которым и в подметки не годится «острый бронзовый нож»).
Как легко догадаться, расцвет хирургии пришелся на времена, когда появились регулярные армии и начались постоянные войны. А потом, как это частенько бывает, военные технологии ушли «на гражданку».
Операции очень долго проводились исключительно на костях – вторгаться железом во внутренние органы было чересчур рискованно. Вспомним, что еще в 1837 году лучшие тогдашние хирурги оказались бессильны спасти Пушкина, получившего пулю в брюшину. Извлечь ее никто даже не пытался, лишь тогдашними снадобьями пытались облегчить страдания больного, насколько удавалось…
Да и операции на костях таили нешуточную опасность для больного, который мог попросту умереть от болевого шока. А потому давным-давно хирурги задумались, как обеспечить бесчувственное состояние пациента во время операции. Самые разные методы наркоза появились за столетия до эфира и хлороформа. От некоторых из них – мурашки по спине… Широко применяли кровопускание – задачей было обескровить пациента настолько, чтобы он надолго потерял сознание. Иные доктора вводили в прямую кишку пациента табачный раствор. Перед операцией человеку давали маковый раствор, а то и просто-напросто напаивали вином, что называется, вусмерть (что наверняка влекло за собой не только боль в подвергшейся ампутации конечности, но и жесточайшее похмелье – ну, не исключено, что ему давали как следует опохмелиться). Порой, не мудрствуя, пациента просто-напросто оглушали специальным деревянным молотком (сколько этот метод повлек за собой сотрясений мозга и других травм, осталось только предположить).
Послеоперационные процедуры особой гуманностью тоже не отличались: чтобы обеззаразить прооперированное место и остановить кровотечение, его прижигали раскаленным железом или окунали конечность в кипящее масло. Что вытерпеть, пожалуй, было еще потруднее, чем подвергнуться самой операции. Позже стали перевязывать крупные кровеносные сосуды и зашивать рану – тоже весьма болезненная процедура, таившая и другие опасности, кроме болевого шока: в те времена никому и в голову не приходило, что следовало бы не то что стерилизовать инструменты перед операцией, но и просто мыть руки. Точный процент тех, кто подхватил инфекцию и умер от такого подхода к делу, неизвестен, но наверняка высок…
Позже, когда чуточку разобрались в том, что такое болевой шок, стали применяться новые методы, заключавшиеся в том, чтобы проводить операцию как можно быстрее, в прямо-таки молниеносном темпе – что требовало от хирурга нешуточного мастерства. Но было, думается мне, все же что-то получше раскаленного железа или «специального деревянного молотка»…
Жил-был в Лондоне во второй половине XVII века мелкий чиновник по имени Сэмюэл Пипс. Личность совершенно бесцветная, неинтересная, но тем не менее прочно прописавшаяся в мировой истории по довольно убедительной причине: Пипс много лет вел многотомный дневник, куда заносил превеликое множество скучных для своего времени бытовых подробностей. Однако в XX веке эти дневники опубликовали, и они стали одним из ценнейших исторических источников во всем, что касалось быта и нравов.
Так вот, однажды – если точно, в 1658 году – операции подвергся и Пипс, причем уже не ампутации – ему удалили камень в почках. Без всякого наркоза. Ставка была как раз на быстроту – всего за пятьдесят секунд хирург разрезал почку, нашел и извлек приличных размеров камень. Выздоравливал Пипс больше месяца, но обошлось без всяких осложнений и инфекций: современные исследователи считают, так произошло оттого, что в тот день хирург оперировал Пипса первым и его инструменты были относительно чистыми…
В свое время как мастер молниеносных операций прославился знаменитый военный хирург наполеоновской армии Жан-Доминик Лярей. Именно он в 1812 году сразу после Бородинской битвы за двадцать четыре часа, не отходя от стола, сделал двести ампутаций. Я могу и ошибаться, но нигде не попадалось, чтобы этот рекорд был впоследствии кем-то побит. Что важно, подавляющее большинство пациентов Лярея выжили и, насколько уж были в состоянии, вернулись к нормальной жизни.
А в общем и целом, хирургическая операция долго, очень долго оставалась нешуточным пугалом, всерьез опасаться которого были все основания. Так что люди частенько занимались самолечением. Именно так умер американский губернатор Моррис, один из «отцов-основателей», подписавших Декларацию независимости США. Чем-то ему забило мочеиспускательный канал. Опасаясь допускать докторов к столь ценному предмету, Моррис сам принялся прочищать это место тонкой полоской китового уса… Хоронили с цветами.
Смешного тут мало. Бояться хирургов были все основания отнюдь не у одних «невежественных и необразованных» слоев населения. В 1881 году президент США Джеймс Гарфилд получил ранение от анархиста револьверной пулей. Как теперь установлено, сама по себе рана была не столь уж и опасной, но врачи, по тогдашней милой привычке, полезли в нее немытыми руками, занесли инфекцию…
Коли уж речь об инфекциях, нельзя не рассказать о так называемой родильной горячке, впервые зарегистрированной в Лейпциге в 1652 году. Болезнь обрушивалась неожиданно. После вполне успешных родов проходило несколько дней, и роженица казалась совершенно здоровой. Внезапно резко поднималась температура, начиналась горячка, бред. Продолжалось это примерно с неделю, потом больная либо поправлялась, либо умирала. Чаще умирала – были времена и регионы, когда смертность от «родильной горячки» достигала 90 %…
Врачи, глубокомысленно покачивая головами, толковали о «плохом воздухе» и «моральной неустойчивости» больной. На самом деле все обстояло гораздо печальнее: явившийся принимать роды врач мыл руки не до работы, а после. И заносил разнообразные инфекции – в истории медицины зафиксированы случаи, когда иные эскулапы являлись к роженице прямо со вскрытия в морге, и не подумав вымыть руки…
А между тем еще в 1847 году скромный венский врач Земмельвейс заметил: если перед родами все, причастные к их принятию, мыли руки в слабом растворе хлорки, заболеваемость падала прямо-таки резко. Как говорится, нет пророка в своем отечестве… Едва Земмельвейс попытался обнародовать свое открытие, на него сплоченными рядами навалилась медицинская общественность, честя шарлатаном и недоучкой: на свою беду, Земмельвейс никаких почетных титулов не носил и высокого положения не занимал, был рядовым врачом – как выразился по другому поводу кто-то из классиков, «фигурой, не имеющей вида». И прошло лет пятьдесят, прежде чем врачи наконец-то согласились: руки следует мыть «до». К тому времени были открыты и микробы (о существовании которых во времена Земмельвейса просто не подозревали). «Родильная горячка» быстро сошла на нет…
Не вполне приглядная история произошла и с акушерскими щипцами, которые применяют, когда ребенок идет трудно. Их изобретатель Питер Чемберлен решил держать изобретение в секрете и пользовался щипцами единолично – сначала он, потом его наследники. Только через сто лет щипцы заново изобрел кто-то другой и ввел в широкий обиход.
