Очень быстро Владимир Хавкин оказался в рядах знаменитой организации «Народная воля», где не столько витийствовал, как некоторые, а занимался вполне конкретными делами: расклеивал листовки, собирал деньги на нужды организации, был одним из тех, кто установил слежку за военным прокурором Одессы генералом Стрельниковым, которого народовольцы решили убить. И убили 13 марта 1882 года. Случилось так, что именно это убийство охладило революционный пыл Хавкина, растаявший без остатка. Он порвал с «Народной волей», ушел с головой в науку, дни напролет проводя в лаборатории Ильи Ильича Мечникова, стал одним из его лучших учеников. Именно там он и заинтересовался тем, чему посвятит всю оставшуюся жизнь, – борьбой с инфекционными болезнями. Тогда, в конце XIX века, ученые всего мира усердно искали средства борьбы с чумой и холерой, оспой и сибирской язвой.
Тут в жизнь Хавкина снова вмешалась политика – на сей раз без малейшего желания с его стороны. Как уже говорилось, после убийства Александра II власти стали наводить порядок в высших учебных заведениях, ставших сущими рассадниками революционной заразы. (Причем гораздо менее жесткими методами, чем подобное происходило бы в Европе.) Многие из принятых мер были, что скрывать, полезными, но очень уж многие были тогда «либерально настроены» и оттого воспринимали происходящее как «притеснения» (не подозревая о том, что эти самые «либеральные настроения» – пройдет не так уж много времени – отольются России кровавыми слезами)…
Несколько профессоров, в том числе и Мечников, «в знак протеста против притеснения студенческой молодежи» подали в отставку. Власть без всяких резких движений отставку спокойно приняла. Студенты, возмущенные очередным «актом произвола», написали довольно бунтарское по духу письмо ректору. Нескольких «подписантов», в том числе и Хавкина, из университета исключили. Мечников уехал работать в Париж, к Луи Пастеру, а вскоре по его приглашению туда же прибыл и Хавкин. Однако с занятиями чисто научной работой как-то не сложилось. Винить французов в какой-то особенной косности вряд ли имеет смысл – к тому времени Хавкин опубликовал во французских научных журналах две небольшие работы о простейших обитателях моря, а этого было, честно говоря, маловато…
Хавкина все же приняли в пастеровский институт, но не сотрудником лаборатории, а младшим библиотекарем. Правда, руководство института ничего не имело против, чтобы молодой библиотекарь работал в лаборатории Мечникова в свободное время, так сказать, «внештатником». Подозреваю, практичные французы рассудили, как рачительные хозяева: денег все равно платить не надо – а вдруг из этого молодого человека, которого отлично рекомендует сам Мечников, да и выйдет какой толк?
Хавкин, используя всякую свободную минутку для работы в мечниковской лаборатории, с 1889 года искал средства защиты человеческого организма от инфекций. Это было интересное время – время бурного развития микробиологии, время, когда в печати впервые замелькало слово «микроб», время, когда Роберт Кох открыл холерный вибрион, а Пастер сделал первые прививки против сибирской язвы и бешенства.
А тем временем надвигалась беда… из Индии и с Ближнего Востока распространялась эпидемия холеры, достигшая Европы. Она уже погубила сотни тысяч людей в Персии и России, начала собирать страшную жатву в портах Германии и Англии, добралась до предместий Парижа…
Но у Хавкина уже была готова противохолерная вакцина! Весной 1892 года он провел ее испытания на себе самом и еще трех добровольцах, сделав вывод, что через шесть дней после второй прививки люди становятся нечувствительны к холере. После доклада в Биологическом обществе Хавкин стал знаменитостью. «Русскому доктору – браво!» – писали парижские газеты. Уже на следующий день после триумфального выступления Хавкин попросил у Пастера согласия на передачу своего метода в Россию, где свирепствовала холера. Пастер не просто согласился, дав отличную рекомендацию Хавкину и его вакцине и безвозмездно предлагая властям действенное средство для борьбы с эпидемией.
Российские чиновники… отказались. Когда эпидемия холеры достигла Парижа, Хавкин предложил французскому правительству начать вакцинацию населения, но и здесь получил отказ: власти предпочли сделать вид, что ничего страшного не происходит и беда как-нибудь сама собой рассосется. Трудно понять логику власть имущих, от применения вакцины отказались и другие европейские правительства. Причина была, скорее всего, в косности тогдашнего медицинского мира, с большим трудом принимавшего новшества…
Отчаявшись найти применение своему методу «на континенте», Хавкин с помощью друзей уехал в Лондон. Вот там его признали по достоинству – и британское правительство предложило ему поехать в Индию, где врачи боролись с очередной эпидемией холеры.
В Индии Хавкин провел почти двадцать лет, сталкиваясь уже не с сопротивлением чиновников или врачей, а с отсталостью местного населения, панически боявшегося непонятных им уколов (как, впрочем, не раз случалось и в Европе, и в России). Позже в своих воспоминаниях Хавкин писал:
«Приехав в Индию, мы сразу приступили к работе. Мне в помощники определили четырех индийских врачей, и они отправились в поселок возле Калькутты, где эпидемия холеры была в полном разгаре. Однако крестьяне и слышать не хотели ни о каких прививках, были настроены по отношению к чужакам очень воинственно. Нам угрожали, нас камнями забрасывали, работать не давали…»
Когда обстановка стала настолько угрожающей, что сопровождающие хотели увезти Хавкина, он посреди разъяренной толпы снял пиджак, сорочку и ввел себе вакцину в правый бок. На собравшихся это произвело большое впечатление. Более половины жителей поселка согласились на вакцинацию, и ни один из них впоследствии не заболел холерой.
Только за первый год работы в Индии Хавкин своими руками вакцинировал 25 000 человек. Препятствий хватало: жара и тропические ливни, голод, жажда, скверные дороги, отсталость крестьян, которых всякий раз приходилось убеждать в пользе и необходимости прививок… Несколько раз на жизнь врача всерьез покушались религиозные фанатики, но каждый раз обходилось.
В 1896 году, в октябре, Хавкин, окрыленный успехом, приступил к созданию противочумной вакцины. Через три месяца она была получена. Завершив работу, Хавкин для надежности ввел себе тройную дозу препарата, чтобы убедиться в его полной безопасности. Там же, в Бомбее, Хавкин организовал противочумную лабораторию, где производство вакцины было поставлено на широкую ногу.
Тут понемногу зашевелилась и Европа. В 1897 году к Хавкину в Бомбей приехала группа русских врачей. Хавкин радушно встретил земляков, рассказал им о своем методе и показал один из госпиталей, где вакцину успешно применяли. Однако русские медики отнеслись ко всему скептически. Правда, через год в России мнение о методе Хавкина изменили: когда вспыхнула очередная эпидемия чумы. Хавкин приехал в Россию, и в Петербурге в 1898 году под его руководством была создана первая лаборатория, где стали изготовлять вакцину, или, как ее тогда называли, «лимфу Хавкина», спасшую десятки тысяч жизней. К началу XX века число вакцинированных по методу Хавкина достигло 4 миллионов человек, а всего к 1930 году, как подсчитала бесстрастная статистика, были спасены жизни 30 миллионов человек. Привитые болели в семь раз меньше и умирали в десять раз реже. Хавкин назначен главным бактериологом индийского правительства и директором Бомбейской противочумной лаборатории, которая в 1925 году была преобразована в институт, официально названный Институтом Хавкина.
