Спустя еще год я вспомнила второе имя. Со звуками какой-то глупой песенки память вернула мне Летописца. А еще через шесть месяцев, стукнувшись головой о потолочную балку, я вдруг вспомнила Тишину.
Каждое Имя было сокровищем, бережно хранимым в сундуке моего разума.
Спустя годы я знала шесть имен. И знала, что этого недостаточно. А сегодня…
Сегодня!
Снова оглянувшись на дверь, я поставила ящичек на колени. Откашлялась, потому что в горле от волнения пересохло. И тихо произнесла:
– Зверь. Летописец. Железо. Тишина. Фантом. Лино. – Я выдохнула. – Грешник.
Одно мгновение – бесконечно долгое мгновение, за которое я, кажется, успела поседеть от волнения, – ничего не происходило. А потом крышка ящика тихо щелкнула и открылась. Открылась! Не сдержав торжествующего вопля, я вскочила и закружилась по комнате, чтобы хоть немного сбросить напряжение. Успокоившись, снова уселась на пол и наконец заглянула под крышку. Первая мысль – денег здесь нет. Если бы я ждала пачку рогатых, то меня постигло бы разочарование. Никаких купюр. Впрочем, как и никаких драгоценных камней или золотого слитка. В тайнике оказалась стопка бумаг. Самые обычные листы, желтоватые, заполненные мелким и нечетким машинописным текстом. Сверху лежали фотографии. Почти не дыша, я вытащила первую.
И уставилась на свое собственное изображение. Но я не помнила этого момента! Совершенно. Значит, меня сфотографировали до Забвения. Это была Эл в период Хаоса. Я была одета в узкие синие штаны и черную куртку, на ногах – ботинки со шнуровкой, на голове – вязаная шапка. Лицо скрыто тенью, я лишь начала поворачиваться, когда меня запечатлели. Но это точно была я. Я забыла момент, но внутри жило это понимание. Рядом темнела стена, на которой виднелись надписи, но букв почти не разобрать. Я прислушалась к себе, пытаясь вспомнить, кто тот человек, что стоит за кадром. Но сколько ни пыталась, память не пробудилась. Только голова разболелась, как бывало всегда, стоило задуматься о том, что забыто – еще одно свойство Забвения. От фотокарточки осталось ощущение тревоги. И чего-то еще. Чувства… Я, несомненно, знала того, кто меня сфотографировал. Но кто это был?
В полном смятении я достала второе фото. На нем хохотали двое детей – мальчик и девочка, лет семи-восьми. Удивительно похожие. Несомненно, брат и сестра. У обоих были светло-русые волосы, веснушки на щеках и задорные улыбки. Фоном служил двухэтажный дом, зеленый забор и цветущие кусты дикой розы. Рядом вертелась кудлатая собачонка, норовя забраться к кому-нибудь на колени. Мальчик выглядел старше. Может, всего лишь на год. На нем были штаны с дырой на коленке, яркая желтая футболка и удобные сандалии. Девочка, одетая в синее платье с крупными ромашками, сидела на низком стульчике и, кажется, ждала мгновения, чтобы вскочить и куда-то унестись. Одна косичка у девочки расплелась, белый бантик свисал на плечо. Детей поймали во время игры, и они хотели к ней вернуться, а не позировать для фотографии. И вдруг я ясно услышала женский голос: «Дорогие, ну замрите хоть на мгновение, дайте же мне вас сфотографировать! Вот вернется ваш папа, я все ему расскажу!»
Сердце сделало кульбит и на миг остановилось. Я знала, чей голос прозвучал в моей голове. Голос моей мамы. А девочка на фото – это я. Я – другая, совершенно непохожая на меня нынешнюю. Я – до Забвения. До Хаоса. До Эры Исполнения Желаний. До всего…
Руки тряслись, и я положила обе фотографии на пол.
Кто сфотографировал меня повзрослевшую? Рядом со мной точно кто-то был. Но кто? И куда он потом делся? Почему оставил меня одну? Или просто забыл, как забыли мы все? Может, это был мой брат? Тот самый, что смеялся на детском фото? Брат! О Великая Пустота! У меня есть брат! Не о нем ли я так тоскую, даже не помня?
Я погладила карточку, где улыбалась девочка с веснушками. Тогда я еще помнила свое настоящее имя и свою семью. Свою маму, отца, брата. Где они сейчас? Живы ли?
И тут внутри меня словно приоткрылась завеса тумана. Словно в ответ на мои вопросы память всколыхнулась – и в голове понеслись картинки из прошлого. Вот наш дом и сад, в котором папа повесил на яблоню качели. Вот старенькая машина, тарахтящая каждый раз, когда заводишь мотор. Вот пузатая рыжая кошка и любимая собака брата… Вот моя комната с розовым покрывалом на кровати и огромным медведем в углу… вот лестница на первый этаж, вторая ступенька сверху нещадно скрипит, когда на нее наступаешь… Вот скворечник, который мы с братом мастерили… получилось кривовато, но мы ужасно гордились поделкой… наши игры и проказы, ссоры и примирения…
Моя жизнь. Разрушенная и потерянная навсегда. Стертая тем, кого называют богом. Воспоминания о том времени, когда мне было восемь, затопили, и я взвыла, понимая, что тону в них. Я сжала виски руками, пытаясь удержать поток воспоминаний. Они вертелись в голове смерчем, даря одновременно и невыносимую боль, и такую же радость. У меня есть семья! Моя семья! Те, кого я столько лет искала! Я знала, знала, что они существуют. Не помнила, но знала.
В Пяти Королевствах говорят, что если встретить кровного родственника и посмотреть ему в глаза, то непременно узнаешь. Что голос крови сильнее Забвения. Я слышала кучу историй, что с кем-то так и случилось. День за днем я истово всматривалась в лица случайных встречных, надеясь услышать голос сердца. Но оно молчало. Всегда молчало. И это наполняло меня отчаянием. Закрадывалась трусливая мыслишка, что у меня просто нет родных. Почему я осталась совсем одна? Почему?
И лишь сегодня эта тоска, этот страх отступили. У меня есть семья! Есть родные. И я их найду.
Моя ненависть к Ордену Лино наконец обрела черты и форму. Они виноваты во всем! Они разрушили мою жизнь. И поплатятся за это. Чего бы мне это не стоило.
Чтобы успокоиться, я снова вскочила и выпила из чайника всю воду, прямо из носика. И вернулась к изучению тайника.
Под стопкой бумаг нашлась еще одна фотокарточка, вернее, лишь ее огрызок. Большой кусок снимка оказался оторван, остался только край, на котором тоже была я. Здесь мне было лет двенадцать. Я стояла на фоне реки, за спиной виднелся кусочек огромного моста и остроконечная башня с часами. Совершенно незнакомый пейзаж. На мне было платье с оборками и легкие туфли без каблуков. Я выглядела хмурой и чем-то недовольной.
Подняв фото к самому лицу, я увидела, что ладонь хмурой Эл сжимает чья-то рука. Но сколько ни смотрела, разобрать больше не получилось, на снимке остался лишь чужой рукав и кончики пальцев. Остальную часть изображения безжалостно оторвали.
И, к моему сожалению, других фотокарточек в тайнике не оказалось, сколько я ни искала.
– Возьми себя в руки, Рид, – строго приказала я себе, усаживаясь на пол. – Не смей раскисать! Так, и что это такое?
Открыв папку, я вытащила верхний лист. Нахмурилась, пытаясь разобрать плохо пропечатанные, смазанные слова. Взгляд выхватил фразу, и я прочитала ее вслух:
«Фантом: Думаешь, только у тебя плохая погода? У нас уже вторую неделю льет этот поганый дождь! Сплошной дождь, словно на небе образовалась дыра! Ненавижу этот дождливый город. Эй, кто-нибудь, завинтите вентиль!
