– Это Правительница, идиот! – рявкнул опешившему воину Димитрий. Подошел ближе к лежащей Габриэль, глянул на ее тело. – Я сам ее убью. Когда решу.
С другой стороны остановился подошедший Фрейм. И оба выглядели одинаково злыми.
– Проклятье! – пробормотал Димитрий, стирая с разбитых губ кровь. – Это был мой любимый наряд.
Внутри меня шевельнулась то ли жалость, то ли женская солидарность. Стянув с себя кафтан, я подошла ближе и закрыла от мужских взглядов тело Габриэль. Где-то у входа уже причитали бегущие советники.
– Моя госпожа, моя госпожа! – выл на одной ноте толстяк в тюрбане. Зал неожиданно наполнился шумом людей: лекарей, советников, стражей… Прутья снова скрылись в колоннах, открывая зал ветрам и людям.
Но я их не видела, потому что глаза Правительницы неожиданно распахнулись. Зеленые, как папоротники Соларит-Вулса. И Габриэль вздрогнула всем телом.
– Это… ты? – с ужасом и надеждой прошептала она.
Тонкие испачканные пальчики Правительницы сжались на моем запястье, не отпуская. Вокруг суетились люди, кто-то что-то кричал, приказывал, требовал… Советники в расшитых халатах накрыли Габриэль золотым покрывалом, тут же появились носилки, на которые осторожно переложили Правительницу. Я хотела уйти, но Габриэль так и держала меня, не отпуская. Я беспомощно оглянулась на Димитрия и Фрейма. Вокруг них толпились стражи Соларит-Вулса, но, кажется, они пока не понимали, как должны поступить, то ли заточить чужаков в темницу, то ли отправить в гостевые покои и накормить обедом.
Димитрий, поймав мой взгляд, повелительно махнул рукой. Мол, иди с ней, с Габриэль.
Я и пошла, выбора у меня все равно не было. Даже в таком, обморочном состоянии, Габриэль оказалась невероятно сильна. Пока ее донесли до покоев, на моей коже от ее нежных пальчиков проступили пятна синяков. И даже когда Правительницу уложили на изумрудное покрывало, меня она не отпустила. Тощий лекарь в огромном чурбане, делающим его похожим на одуванчик, лишь покосился на меня неприязненно и вздохнул. Вокруг Правительницы суетилась целая толпа то ли врачевателей, то ли прислужников, все – смуглые как запеченные картофелины и юркие как ящерицы. Они крутились вокруг ложа, мешали микстуры и настойки, пытались напоить золотовласую госпожу и безостановочно что-то говорили, создавая невообразимый шум и гам.
Я присела на край кровати и осмотрелась. Комната оказалась большой и красивой. Вместо одной стены здесь развевались полупрозрачные занавеси, такие же колыхались над широким ложем, заваленным бархатными подушками. В углу стоял низкий столик, рядом – плетенные из лозы кресла. Пол устилали бамбук и мягкие коврики. Просторно, воздушно, красиво. Очень подходит зеленоглазой красавице, которая едва не погубила всю делегацию из Арвиндаля.
Я тихо вздохнула. И тут поняла, что Габриэль очнулась и смотрит на меня. Некоторое время мы молча разглядывали друг друга. Потом я смущенно улыбнулась.
– Может, отпустишь?
Габриэль выглядела непонимающей. Я подняла руку, в которую она вцепилась.
– Отпусти. Мне больно.
Издав какой-то захлебывающийся звук, девушка выпустила мою ладонь и попыталась отползти. Теперь она смотрела на меня с ужасом. Лекарь суетливо закружил вокруг кровати, щебеча на непонятном мне языке. Юные прислужники, одетые лишь в набедренные повязки, истово колотили опахалами из павлиньих перьев, другие, стоя на коленях, предлагали госпоже сочные фрукты, напитки, орехи и ягоды.
Габриэль на них не реагировала, ее взгляд прилип к моей руке, на которой расплывались некрасивые синяки.
Прекрасное лицо скривилось, и Правительница заморгала – часто-часто. Словно вот-вот разрыдается. И почему-то мне стало ее жаль. Вопреки всему, что она сделала в тронном зале, мне стало ее жаль.
– Мне совсем не больно, – произнесла я. – И на мне быстро все заживает, уже завтра ничего не будет!
Габриэль закрыла лицо ладонями, ее тело содрогнулось. Кажется, у Правительницы начиналась истерика. Лекарь принялся по-птичьи верещать, опахала забились с такой скоростью, что поднявшийся ветер мог унести нас всех в бездну! Помощники бестолково вертелись рядом, причитая, подвывая и заламывая руки. Чем, конечно, только добавляли нервозности.
Габриэль сидела, закрыв лицо руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
И я не выдержала.
– Убирайтесь! – рявкнула, указав всей этой толпе на дверь. – Уходите! Вы делаете только хуже! Кыш отсюда!
Лекарь возмущенно зачирикал, но Габриэль прошептала ответ, не отнимая рук от лица. И мужчины в повязках и тюрбанах потянулись к двери, кидая на меня недовольные взгляды.
Я отодвинула поднос с горой фруктов и орехов, налила в высокий стакан воды и подала его Правительнице.
– Выпейте, Ваше Величество. Полегчает.
Габриэль послушно сделала несколько глотков. Пока она пила, я ее рассматривала. Девушка и правда оказалась миловидной – широко расставленные яркие глаза, вздернутый носик и красивые губы. И совсем юной. Не верилось, что эта тонкая златовласая девушка сотворила то… что сотворила. Она все еще дрожала, ее зубы стучали о хрустальный край стакана, когда Габриэль пила. А напившись, снова уставилась на меня.
– Кто ты?
– Меня зовут Эл Рид. Я… пленница Димитрия.
От этого имени Правительница затряслась, лицо гневно исказилось. Но увидев, как я вскочила, готовая бежать прочь, устало махнуло рукой.
– Я не обращусь больше, не бойся. По крайней мере, не сегодня. Телу необходимо восстановиться, ресурс потрачен практически полностью. У меня сейчас обезвоживание и полное истощение, сил не больше, чем у новорожденного котенка. На некоторое время я… неопасна.
Она помолчала, опустив ресницы.
– Тогда вам стоит поесть, Ваше Величество.
– Зови меня Габриэль, – махнула она рукой. – Враги Димитрия – мои друзья.
Я улыбнулась, не став уточнять, что я Ворона. Правительница все узнает, но пусть это случится не сейчас. Сейчас Габриэль выглядела уставшей, подавленной и даже испуганной.
– Останься со мной, Эл, – почти умоляюще произнесла она. – Мне до колик надоело щебетание моих придворных. Знаешь, они все безумно меня боятся. А я боюсь, что однажды обернусь Зверем и всех их сожру. Проснусь поутру, а вокруг меня лишь груды мяса и костей – все, что осталось от моей свиты.
– Значит, ты не можешь это контролировать? Обращение.
Габриэль покачала головой.
– Не могу. И это так… ужасно. Сильные эмоции делают меня чудовищем. И я перестаю быть человеком.
Она снова содрогнулась.
– Наказание никто из нас не может контролировать или обратить. Никто из Правителей…
– Наказание? – вдоль моего позвоночника прокатился холодок. – Чье наказание?
– Лино, – едва слышно прошептала девушка и посмотрела в угол комнаты. Там на золотой подставке стояла изящная статуэтка – черный единорог с красными глазами. Символ новой эры, который должен быть в каждом доме – хоть в жилище бедняка, хоть во дворце Правителя.
