И сейчас я крушила несчастный пенек, чтобы избавиться от пелены перед глазами.
Двойственность ощущений сводила меня с ума. Я больше не понимала, кто я. Крохи вернувшихся воспоминаний не добавляли ясности, а только мучили! Я уже не была Эл Рид, но и Мэрид я себя не чувствовала. Не понимала, кто я! И как к себе теперь относиться. Что я сделала в прошлом? Почему Правители говорят о моей гибели? Да еще и утверждают, что я сделала это собственноручно! По своей воле!
Я застонала в голос. А еще эти странные чувства, то ли пробудившиеся, то ли вновь возникшие. Я ловила себя на мыслях о Димитрии. Мэрид знала его. Она его любила. И отголоски той любви ожили во мне и дали ростки. Я совершенно не доверяла Правителю Арвиндаля, но ощущала к нему странную нежность и теплоту. И даже нечто большее.
Но я этого не хотела!
И еще меньше хотела думать о Фрейме. Фрейме – предателе! Он врал мне с самого начала и даже сейчас не говорит правды. Я совершенно не понимаю, чего от него ожидать. И все же кусаю губы, думая о нем, сидящем в холодной келье подземелья.
Когда руки заболели уже по-настоящему, я отложила грозное оружие, умылась водой из фонтана, села на землю и мрачно посмотрела на важного павлина, красующегося неподалеку.
– Совершенно непонятно, кому тут верить, – пожаловалась я пернатому. – Совершенно!
Павлин сложил хвост и уковылял подальше в тень, косясь на меня недовольным глазом.
Чья-то тень заслонила солнце, и я подняла взгляд. Надо мной стоял Яков.
– Не хотел тебя смущать, прости, – с улыбкой сказал он. – Но я показывал Амалии сады и услышал… хм, услышал, как ты уничтожаешь эту деревяшку. Ты решила выкорчевать все пни в этом саду? Уверен, у Габриэль полно слуг, которые могут это сделать.
Я посмотрела на древесную крошку и кучу щепок, валяющихся на траве, и не ответила.
– Можно мне присесть рядом?
Я пожала плечами, и Яков грузно опустился на землю. Краснеющая Амалия устроилась на бортике фонтана с другой стороны и принялась играть с золотыми рыбками.
– Мэрид, твое появление для всех стало неожиданностью. Мы все пытаемся прийти в себя и как-то это осознать. Но тебе наверняка приходится хуже всех. Понимаешь, у всех Основателей даже после Забвения остались воспоминания о том, кто мы. Мы не утратили своей личности, не потеряли себя и друг друга. Мы забыли многое, но не это. А вот с тобой, похоже, вышло совсем иначе. И сейчас ты растеряна и обижена, я понимаю. Думаешь, что мы все от тебя отвернулись. Бросили. Но это не так, Мэрид! Если бы мы только знали, что ты жива! Мы бы начали поиски и перевернули все Пять Королевств! Димитрий так точно! Он очень тебя лю…
– Не надо об этом! – оборвала я, и Яков вздохнул.
– Тебе сейчас нелегко, но такова участь Основателей, Мэрид. Мы все что-то потеряли после Исхода. Я тебя понимаю.
– Понимаешь? Да что ты можешь понимать! У тебя-то как раз все прекрасно! Амалия вон, Боргвендам… и вообще! – Я знала, что не имею права кричать и возмущаться, что мое поведение – это всего лишь растерянность и злость, которые требуют выхода. Но ничего не могла с собой сделать. Я просто устала от борьбы и одиночества. Поэтому мне так дьявольски хотелось наорать на Якова или даже стукнуть его, сделать что-нибудь гадкое, чтобы стереть с его лица это участливое выражение.
– Я понимаю. – Он опустил голову и снова вздохнул.
Еще один такой скорбный вздох – и я точно стукну его по голове. Эх, жаль, что игры закончились, сегодня мне требуется выматывающая полоса препятствий! Я всегда предпочитала бить и бежать, чем сидеть и реветь. Я даже уже сжала кулаки, но тут Яков выпрямился, словно принял какое-то сложное решение, и потянул со своей руки жёсткую кожаную перчатку. Под ней оказалась самая обычная ладонь, с короткими мясистыми пальцами, на которых виднелись такие же курчавые рыжеватые волоски, как в его бороде. И эта рука была самая обычная, без каких-либо увечий.
– Ты ведь знаешь главный постулат Ордена Лино, Мэрид? Сознание определяет реальность. Ты когда-нибудь задумывалась, почему Лино сказал это?
Я мотнула головой, заинтересовавшись.
– Понимаешь, это правда. В день Исхода наша реальность как бы подстроилась под сознание Основателей. Но мы были совсем молоды. Мы жили в окружении фантазий и грез. К тому же были немного… ненормальными. Одаренными, талантливыми, но немного сумасшедшими от того, что с нами происходило. И когда Лино даровал нам Желания, реальность стала такой, какой мы ее представляли.
– Тоже немного безумной? – Моя злость улеглась. Теперь мне стало действительно интересно.
– Именно, – улыбнулся Яков. – И знаешь, наши юные головы были забиты всяческой чепухой! Мы хотели всего, но мало что понимали. Возможно, только такие, как мы, и были способны изменить мир. Достаточно юные, чтобы верить в невозможное, и совершенно бесстрашные. Мы изменили мир и изменились сами. Загадали чертовы желания. Если бы ты знала меня до Исхода, то поняла бы, какое желание я выбрал в первую очередь.
Правитель Боргвендама сокрушенно покачал головой.
– Я всегда очень любил механизмы, с самого детства. Вечно что-то конструировал, собирал, строил. Семья поддерживала меня, но, увы, мы были небогаты и жили довольно скромно. Отец держал небольшую ферму, разводил овец. К сожалению, родители не могли дать мне то, чего я хотел. И поэтому сколько себя помню, я мечтал разбогатеть. Иметь столько денег, чтобы купить себе любые механизмы. Бредил огромными паровыми механизмами и железными летающими машинами. Чертил бесконечные графики и схемы, придумывал, как воплотить их в реальность. И в день Исхода я загадал желание.
Яков медленно протянул руку без перчатки и подобрал павлинье перо. Некоторое время ничего не происходило. А потом… Золотая вспышка прокатилась по стержню, разлилась на ярком опахале и забралась на павлиний «глаз». Миг – и вместо сине-зеленого пера в руке Якова оказалась тускло-желтая драгоценность. Казалось, я держу в руках произведение ювелирного искусства.
Я открыла рот, не веря своим глазам. Потрогала еще теплый металл.
– Это что, золото? Ты превращаешь перья в золото?
– Я все превращаю в золото, Мэрид, – с отвращением произнес Яков. – Все, к чему прикоснусь этой рукой! Спасает лишь эта перчатка, сделанная Коллаханом.
– Так это же здорово!
– Возможно. Но, видишь ли, я понял это не сразу. И однажды… Мэрид, ты когда-нибудь заходила в Зал Скорби Боргвендама?
Я кивнула. Конечно, я была в столь знаменитом месте. Туда приезжали гости со всех Королевств, чтобы увидеть невероятные по мастерству и эмоциональности статуи. Войти в Зал Скорби мог любой желающий и совершенно бесплатно. Словно воочию, я снова увидела длинный зал с высоченным потолком и арочными витражными окнами, пустой, если не считать двух десятков статуй. Солнечные лучи веером струились сквозь витражи и создавали причудливое кружево из теней и света. И в этом кружеве и стояли статуи из чистого золота. По крайней мере, так говорили. Мастер, изготовивший изваяния, остался неизвестным, но выставка действительно поражала воображение. Казалось, это не мертвый металл, а живые люди, покрытые золотом и застывшие в изломанных, мучительных, невыносимых позах. Их рты были открыты в неслышимых криках, их руки тянулись к кому-то невидимому. Зал Скорби оплакивал всех потерянных во время Исхода.
