Кажется, ему было плохо. Или слишком хорошо, черт его разберет.
– Димитрий?
– Мне нужно пару мгновений… Постой вот так.
– Ты собираешься принудительно меня целовать, а я должна просто постоять и подождать этого? – изумилась я невиданной наглости.
Димитрий слабо улыбнулся, не открывая глаз.
– Похоже, аномалия вернула мне обычное человеческое тело. И оно слишком бурно реагирует на… на тебя. Поэтому да, просто постой рядом, пожалуйста. Мне надо немного привыкнуть.
– Ты удивительный нахал, – подумав, заявила я.
Димитрий медленно повел носом вдоль моей скулы.
– У тебя такая нежная кожа, Мэр… Шелковая. Я готов был убить, лишь бы снова ощутить ее своими руками. Губами. Телом. Я готов был на все… Я так скучал по тебе. По нам…
Слова перешли в едва различимый шепот. К шепоту добавилось медленное, почти невесомое поглаживание.
Самое время применить свой убедительный метод, подумала я.
И ничего не сделала.
– Я мечтал ощутить тебя так долго… Это мучительно, желать невозможного… грезить о том, чего никогда не будет. Иметь однажды, но лишиться навсегда. Лучше не знать прикосновений, чем помнить их сладость, но не иметь возможности повторить.
Ладони Димитрия очертили мою фигуру в кафтане, поднялись выше, до шеи. Пальцы легли на косточки ключиц. А потом так же медленно он опустил голову и поцеловал мою шею.
И я почему-то не смогла сдержать вздох. Сознание раздвоилось. Я была Эл Рид – немного циничной, закаленной жизнью в Боргвендаме, мечтающей о свержении Лино.
И я была Мэрид – юной, любопытной и влюбленной.
Влюбленной в того, кто сейчас осторожно изучал науку чувственных прикосновений. Кто медленно скользил губами и пальцами по моей шее, потом по линии подбородка, потом по щеке и векам. Нарочито не касаясь губ. И почему-то меня это уже почти возмущало… Очередная двойственность моего сознания. Воспоминания прорывали плотину Забвения и подбрасывали мне все новые видения прошлого. И в каждом был Димитрий.
Может, мне все же хотелось стать той Мэрид из прошлого. Хотелось обрести целостность. Найти себя!
– Ты должен остановиться, – выдохнула я. – Хватит!
– Ты не можешь отказать мне в поцелуе, Мэр, – даже это сокращенное имя вызвало волну дрожи. И узнавание. – Я ждал его десять лет. Это слишком жестоко даже для тебя.
Новые прикосновения – от щек к затылку, забираясь пальцами в пряди светлых волос.
– Ты меня уже поцеловал, достаточно, – заметно нервничая, произнесла я.
Его губы сложились в очаровательно-наглую улыбку.
– Я еще даже не начинал.
Падать в обморок этот гад явно передумал. И довольно быстро освоился в новых условиях.
– Димитрий, возьми себя в руки, – строго сказала я. – Мы попали в аномалию и должны как-то выбираться!
– Мм, думаю, мы задержимся. К тому же из аномалии нельзя выбраться, если она сама не отпустит.
– Снаружи остались Правители и твой отряд!
– Отлично. Пусть там и остаются – снаружи.
– На них напали твари Хаоса!
– С ними Ригель, и я могу лишь посочувствовать этим тварям.
Я посмотрела в его глаза. Синее безумие, до краев наполненное предвкушением и желанием. Разума в них не наблюдалось. Ни капли.
– Демоны с тобой, – сердито сказала я, понимая, что легче просто его поцеловать. Может, угомонится? Или аномалия от нас устанет и выплюнет обратно?
Он снова зарылся пальцами в мои волосы, притягивая ближе.
– Ожидание и лютый голод делают наслаждение острее, – тихо произнес Димитрий. – И ты сводишь меня с ума, Мэр.
И поцеловал уже по-настоящему. Сильно, глубоко, жадно. Не сдерживая больше свое возбуждение, которое обрушилось на меня словно кувалда, приколачивая к Димитрию. К его рукам, лихорадочно расстегивающим пуговицы моего кафтана. К его телу – сильному, рельефному, напряженному до дрожи. Не прерывая поцелуя, Димитрий провел ладонью по моей груди, сжал поверх тонкой ткани рубашки. Большой палец очертил ореол напрягшегося соска, и я ощутила теплую волну, прокатившуюся по телу. Проклятие, я уже не знала, кому принадлежат эти ощущения! Мэрид из прошлого? Или настоящего?
И с чего я взяла, что годами голодающий удовлетворится несколькими жалкими крошками? О нет, он хотел все. Все, что мог получить. Все целиком.
Поцелуи становились все откровеннее. Димитрий языком исследовал мой рот, затягивая в водоворот своего желания. Оно было столь откровенным и неприкрытым, что почти пугало. Бедром я ощущала физическое воплощение этого самого желания.
И все же, уловив мое сопротивление, Димитрий остановился. Глаза – безумные, сияющие, хмельные, – уставились на меня.
– Я тебе не нравлюсь?
Я подумала. И ответила честно:
– Нравишься.
Нравишься – эхом моего прошлого.
Нравишься – любопытством настоящего.
Нравишься – невозможностью будущего.
Но разве это все имеет сейчас значение?
Возможно, это была сила аномалии или дело было в нас самих. Я хотела хоть ненадолго вернуться в прошлое. Стать юной и беззаботной, ощутить то, что ощущала десять лет назад. Почувствовать себя живой и любимой в руках красивого молодого мужчины. В руках любимого мужчины, ведь Мэрид из прошлого любила Димитрия. И с каждым его прикосновением во мне оживали новые воспоминания. Смех, разговоры, встречи… Я погружалась в прошлое, где была счастлива. И я хотела еще! И прикосновений, и воспоминаний. Может, если позволить себе больше, я снова смогу пережить те чувства? Вспомню? Стану, наконец, собой?
И все же я медлила.
– У тебя кто-то есть? – Хмель из глаз Димитрия испарился, появилась опасная жесткая тьма.
Я подумала о тех, кто ждал меня за стенами этого дома, зависшего в другой эпохе.
«…Не хочу, чтобы ты подумала, что между нами возможны… отношения. Или чтобы ты влюбилась…»
И зачем только я вспомнила эти слова? Чтобы снова испытать злость и обиду? Димитрий прав, к черту все, что осталось снаружи! И всех! В конце концов, это – аномалия. Нечто совершенно невозможное, дикое и неправильное!
Вскинула голову.
– Никого у меня нет.
– Хорошо, – выдохнул, расслабляясь, Димитрий.
И расстегнул пуговички моей рубашки. Кафтаны уже валялись у наших ног – и его, и мой. Мужские пальцы дрожали так сильно, что иногда Димитрий не мог справиться с петельками. Я не помогала, позволяя ему полностью вкусить запретный плод. Рубашка поползла с плеч и белым знаменем капитуляции упала на пол. Со своей одеждой Димитрий уже не церемонился, дергал и рвал, покусывая мои губы и не обращая внимания на посыпавшиеся вниз драгоценные камни. Пытался сдержать нетерпение и не мог. Торопился. Злился. Желал…
