— По-твоему, отцу тоже нравится убивать?
— Он для меня загадка. Мы как-то говорили о нем с Даниаль. Она сказала, что в нем два человека — один добряк, другой демон. У всякого в душе есть двери, которые нельзя открывать, и он подобрал к ним ключ.
— К нам с сестрой он всегда был добр.
— Не сомневаюсь. Куда, кстати, подевалась Крилла?
— Она вышла замуж и уехала от нас.
— В детстве у вас был дар. Вы умели говорить друг с дружкой без слов и видеть на расстоянии. А теперь?
— Теперь дар пропал, — отвернувшись, сказала она.
— Как это случилось?
— Я не хочу говорить об этом. Продолжим урок?
— Разумеется. Мне за это деньги платят. Становись. — Став напротив нее, он провел пальцами по ее рукам до плеч, прощупывая бицепсы, трицепсы и дельтовидные мышцы.
Ее бросило в краску.
— Что ты делаешь? — спросила она, заставив себя посмотреть ему в глаза.
— Руки у тебя недостаточно сильны, особенно вот здесь, сзади, — сказал он, нажимая па трицепсы. — Ноги и легкие у тебя развиты хорошо, а вот руки… И равновесие ты плохо держишь. — Он поднял ее руку вверх, разглядывая пальцы. — Длинные. Слишком длинные, чтобы хорошо схватить рукоять. Надо будет обмотать ее кожей. Пошли!
Дойдя до леса, он стал ходить от ствола к стволу, оглядывая ветки, и наконец остановился под развесистым вязом, ровный толстый сук которого простирался над землей чуть выше его головы.
— Подпрыгни и ухватись за эту ветку, а потом медленно подтягивайся, пока не коснешься ее подбородком. Так! А теперь, по-прежнему медленно, опускайся, пока не выпрямятся руки. Понятно?
— Что тут непонятного, — огрызнулась она. — Невелика хитрость.
— Ну так действуй.
— Сколько раз мне это проделать?
— Сколько сможешь. Хочу посмотреть, надолго ли тебя хватит.
Она ухватилась за ветку и медленно подтянулась.
— Ну как? — спросил он.
— Хорошо, — ответила она, опускаясь.
— Еще раз!
После третьего раза ее бицепсы болезненно натянулись, после пятого их стало жечь. После седьмого руки ее задрожали, пальцы разжались, и она соскочила вниз.
— Жалкое зрелище, — сказал Ангел. — Но это только начало. Завтра подтянешься сразу семь раз, а если сможешь — восемь. Потом пробежишься, а когда вернешься, подтянешься еще семь раз. Через три дня нужно будет дойти до двенадцати.
— А ты сколько можешь?
— Раз сто, не меньше. Пошли!
— Что это еще за “пошли”? Я тебе не собака.
Но он уже шагал прочь, и она последовала за ним через поляну.
— Подожди здесь, — приказал он и, взяв из Поленницы два больших чурбака, принес их к Мириэль и расставил футах в двадцати друг от друга. — Теперь бегай от одного к другому.
— На двадцать-то футов? Зачем?
Взмахнув рукой, он закатил ей пощечину.
— Без глупых вопросов! Делай, как я говорю.
— Ах ты, сукин сын! — вспылила она. — Попробуй тронь еще — убью!
Он засмеялся и потряс головой.
— Не получится. Но если будешь меня слушаться, то, может, и убьешь когда-нибудь. Ну, марш бегом.
Все еще кипя от гнева, она повиновалась.
— Теперь беги к другому, коснись его правой рукой, повернись, добеги до первого и коснись его левой. Я не слишком быстро говорю?
Проглотив сердитый ответ, Мириэль побежала. Расстояние между поленьями она покрывала всего за несколько прыжков, и ей пришлось укоротить шаг. Чувствуя себя неловкой и скованной, она хлопнула ладонью по дереву и побежала обратно.
— Я вижу, ты поняла мою мысль. Теперь повтори это двадцать раз, но чуть быстрее.
Так он гонял ее еще три часа, заставляя бегать, прыгать и фехтовать, без конца отрабатывая удары. Она ни разу не пожаловалась, но и не разговаривала с ним. Она угрюмо выполняла все его указания, пока он не объявил перерыв. Мириэль на дрожащих ногах побрела к дому. Бег был ей не в новинку, и она привыкла к боли в икрах и жжению в легких.
Ей даже нравились эти ощущения, сопровождаемые чувством свободы, быстроты и силы. Но теперь ее тело болело в непривычных местах. Бедра и талию ломило, руки налились свинцом, спина ныла.
Мириэль всегда придавала силе и ловкости первостепенное значение и была крепко уверена в себе. Ангел подорвал ее веру — сперва своей легкой победой в лесу, потом этими изнурительными упражнениями, обличавшими каждую ее слабость. Когда Нездешний предлагал бывшему гладиатору деньги, она как раз проснулась и слышала, что ответил Ангел. Мириэль казалось, что она его раскусила: он будет подвергать ее унижениям до тех пор, пока она не откажется от его уроков, а потом потребует с отца все деньги сполна. Дакейрас же, как человек гордый и честный, безропотно уплатит ему десять тысяч.
«Ну нет. Ангел, так просто ты не отделаешься, — пообещала она про себя. — Придется тебе отработать все до гроша, мерзкий ты урод!»
Ангел остался доволен первым днем занятий. Мириэль превзошла его ожидания — надо думать, пощечина сыграла тут немалую роль. Впрочем, причина не имеет значения — главное то, что девушка проявила себя бойцом. Тут есть над чем поработать, было бы время.
Нездешний ушел из дома, как только рассвело.
"Я вернусь дня через четыре, через пять, — сказал он. — Используй это время с толком”. — “Положись на меня”, — сказал Ангел. Нездешний скривил губы в улыбке: “Позаботься о том, чтобы она ни на кого не кидалась первая — тогда с ней ничего не случится. В Гильдии есть закон относительно невинных жертв”.
"Морак законов не соблюдает”, — подумал Ангел, но промолчал, и Нездешний удалился в сторону севера.
За час до заката Ангел объявил, что на сегодня все, но Мириэль, к его удивлению, сказала, что пробежится немного. Что это — вызов?
— Возьми меч, — сказал он ей.
— У меня есть ножи.
— Не важно, я хочу, чтобы ты бежала с мечом, держа его в руке.
— Мне нужно размять мускулы, поэтому я и бегу. Меч будет мне мешать.
— Я знаю — и тем не менее возьми его.
Она подчинилась без дальнейших возражений. Ангел вернулся в хижину и стянул сапоги. Он тоже устал, но ни за что на свете не показал бы этого девушке. Два года, прошедшие после ухода с арены, изнежили его. Он налил себе воды и сел перед угасшим очагом.
Через месяц-другой он мог бы сделать кое-что из девочки. Придать ей проворства, научить поворачиваться быстрее. Пробежки между поленьями укрепят ее чувство равновесия, а упражнения для развития рук и плеч добавят силы ее колющим и рубящим ударам. Главная трудность, однако, лежит в ее характере. Когда она сердится, то теряет над собой власть и становится легкой добычей для опытного бойца. Когда же она спокойна, каждое движение можно предсказать заранее — итог получается одинаковый.