— Ты постиг все это за один-единственный день? У меня на это ушло пятьдесят лет.
— На этот срок ты и сократил мне путь.
— Что еще ты видел?
— Что именно ты хочешь знать?
Кеса-хан молча прикусил губу.
— Я и так все знаю, — солгал он наконец. — Ничего нового ты мне не скажешь. Нашел ты Нездешнего?
— Да. Он вошел в Гульготир переодетым. Двое моих монахов ограждают его, чтобы его не смогли обнаружить.
Кеса-хан кивнул.
— Подходит срок, когда нужно будет отправиться за кристаллом, — сказал он, глядя в огонь.
— Его надо уничтожить.
— Как скажешь. Ты должен будешь послать одного из своих людей — священника, невосприимчивого к чарам кристалла. Есть у тебя такой?
— Кристалл чем-то опасен для него?
— Да. Даже спящий, кристалл излучает силу, дурманящую человека, как крепкое вино. Человек, которого ты пошлешь, должен держать в крепкой узде свои… ну, скажем, страсти. Любая его слабость увеличится там стократ. Надиров я туда посылать не стану.
— Ты сам знаешь, у меня есть только один человек, способный противостоять подобному злу. — Дардалион подался поближе к шаману. — Но скажи мне, Кеса-хан, что еще находится там, внизу?
— Ты такой мастер, почему бы тебе не узнать самому? — не сдержав усмешки, ответил старик.
— В подземелье дух проникнуть не может. Этому препятствует некая сила, во много крат превышающая все, с чем я сталкивался раньше. Но тебе, старик, известно очень многое. Я не прошу твоей благодарности и не нуждаюсь в ней, мы пришли сюда не ради тебя. Все, чего я прошу, — это немного честности.
— Ты можешь просить о чем угодно, дренай, но я ничего тебе не должен. Если тебе нужен кристалл, добывай его сам.
— Прекрасно, — вздохнул Дардалион, — так я и сделаю. Но Экодаса в эту преисподнюю я не пошлю. Я пойду туда сам.
— Кристалл погубит тебя!
— Возможно.
— Ты глупец, Дардалион. Экодас во сто крат сильнее, чем ты, и тебе это известно.
— Да, мне это известно. — Настоятель улыбнулся, но улыбка тут же погасла, и черты его отвердели. — А теперь довольно притворства. Экодас нужен тебе. Без него твои мечты пойдут прахом. Я побывал в будущем, Кеса-хан, и видел больше, чем ты полагаешь. Сейчас все висит на волоске. Один неверный шаг — и твои надежды никогда не осуществятся.
Шаман, внезапно успокоившись, подбавил хвороста в огонь.
— Мы с тобой не так уж отличаемся друг от друга. Ладно, я скажу тебе все, что ты хочешь знать, но уничтожить Зло должен Экодас. Согласен?
— Я приму решение, когда мы закончим разговор.
— По рукам, дренай. — Кеса-хан сделал глубокий вдох. — Задавай свои вопросы.
— Какие опасности таятся там, в подземелье?
— Откуда мне знать? — пожал плечами шаман. — Ты сам говорил: дух не может туда проникнуть.
— Кого ты отправишь с Экодасом?
— Дренайку и ее любовника.
Дардалион подметил блеск в глазах шамана.
— Ты плохо скрываешь свою ненависть, Кеса-хан. Сейчас мы тебе нужны, но потом ты только порадуешься, если мы все умрем. Женщина тебе особо ненавистна. Почему?
— Она мне безразлична.
— Снова ты лжешь. Ладно, Кеса-хан, — поговорим в другой раз.
— Но ты пошлешь Экодаса?
Дардалион, помолчав немного, кивнул.
— Но не по той причине, по которой ты думаешь, — сказал он и вышел. Шаман, подавив гнев, остался сидеть у огня. Что еще известно дренаю? Что он сказал о Собирателе? “Целая паутина возможных будущих, — вспомнил шаман. — Но я рассматривал далеко не все вероятности. Я шел по тропе, ведущей от Кар-Барзака и от ребенка, зачатого здесь. Это девочка — прекрасная девушка, которая станет женой молодого вождя. Их сын будет могуч, а внук еще могущественнее”.
Знает ли дренай, кто этот молодой вождь и где его искать? Кеса-хан горько пожалел о том, что силы больше не позволяют ему пройти по туманным тропам. Сердце еще бьется в груди, но слабо, словно умирающая пичуга. Шаман сощурил свои темные глаза. Выбора у него нет — он должен продолжать то, что начал. Пусть дренай уничтожат кристалл, надиры в нем не нуждаются. Главное в том, чтобы Экодас пошел в ту палату вместе с Мириэль.
Шаман испытал мимолетное сожаление. Она сильная женщина, гордая и отзывчивая. Как жаль, что она должна умереть.
Ангел перевел взгляд со своих гладких ладоней на лицо молодого священника.
— Ни следа, — сказал он. — Ни единого шрама!
— Я только ускорил заживление, — устало улыбнулся молодой человек, — а заодно убрал небольшую опухоль из твоего легкого.
— Рак? — со страхом прошептал Ангел.
— Да, но его больше нет.
— Но я никакой боли не чувствовал.
— Почувствовал бы, но много позже.
— Выходит, ты спас мне жизнь? Боги, священник, не знаю, что и сказать. Меня зовут Ангел. — И он протянул свою исцеленную руку.
— Экодас, — пожав ее, сказал священник. — Как там дела на стене?
— Держимся. Они больше не станут пытаться влезть на стену и нанесут следующий удар по воротам.
— Ты прав, но это будет только завтра. Отдохни, Ангел. Ты уже не молод, и твое тело устало. Этот мальчик с тобой?
Ангел оглянулся — глухой мальчик стоял позади, закутанный в его зеленый плащ.
— Да. Твой дородный друг — Мерлон, кажется, — посоветовал показать его тебе. Он глух.
— Я очень устал, мои силы не беспредельны.
— Ладно, тогда в другой раз, — сказал, вставая, Ангел.
— Я все-таки его посмотрю.
Ангел поманил мальчика к себе, но тот шарахнулся прочь. Экодас закрыл глаза, и ребенок в глубоком сне повалился на руки Ангелу.
— Что ты с ним сделал?
— Ничего плохого, Ангел. Он будет спать, пока я его не разбужу, вот и все. — Экодас прижал ладони к ушам мальчика и простоял так несколько минут, а после сел напротив гладиатора. — В раннем детстве он захворал, и болезнь перекинулась на уши. Барабанные перепонки перестали передавать колебания в мозг, понимаешь?
— Признаться, нет. А можешь ты его вылечить?
— Уже вылечил. Но ты побудь с ним. Он будет напуган, ведь все звуки для него внове.
Священник ушел, а мальчик зашевелился и открыл глаза.
— Ну как, лучше стало? — спросил Ангел. Мальчик замер с раскрытыми от ужаса глазами. — Ангел усмехнулся и постучал себя по уху. — Теперь ты слышишь.
