Он мотнул головой, указывая на дверь, и только тут Петя заметил, что на ней висит замок на дужках.
— Как так? — тупо спросил Петя. — Там же кто-то внутри. Смеялся, я сам слышал.
Мужик дернул плечом и торопливо зашарил по карманам, выискивая что-то, но, видно, не нашел. Мазнул по Пете взглядом и пошаркал прочь.
— После полуночи сиди у себя, — обронил он.
Через секунду хлопнула дверь. Жил мужчина через стенку от Пети.
Вот и этот туда же: сиди в комнате…
Возвратившись, Петя повернул ключ в замке. Все было зыбко и неправильно, беспокойно. Не хотелось признаваться себе, но это место пугало Петю. Спать не хотелось, но надо, иначе завтра будешь как вареный. Поколебавшись, он выпил воды и лег, привычным жестом сунул наушники в уши. Какое-то время прокручивал в голове случившееся, а потом все же заснул.
Поутру ночные бдения казались не такими зловещими, но настроение все равно было так себе: зарядил тоскливый, серый дождь, ветер вырывал из рук прохожих зонты, а синоптики в один голос прогнозировали такую погоду до конца следующей недели. Впрочем, чему удивляться? Октябрь все-таки.
Петя, старательно обходя лужи, добрел до остановки. Позвонила мама, позвала в субботу на ужин, спросила, как ему живется. Кажется, он вполне убедительно соврал, что самостоятельная жизнь — кайф и сплошное приключение.
Тому, что снова потребовалось задержаться на работе, Петя обрадовался: уж лучше тут побыть, к тому же и сверхурочные оплатят. К дому он подходил уже в темноте и невольно обратил внимание на то, как мало окон освещено. Конечно, многие могут быть на работе, но все же, все же…
Общежитие представляло собою девятиэтажное здание-свечку, выстроенное из желтого кирпича: один подъезд, общие длинные балконы, скрипучий лифт, сломанные почтовые ящики. По соседству находились парк и какое-то предприятие, огороженное высоким забором. То ли табачная фабрика, то ли завод, Петя не помнил. Высотных зданий поблизости больше не было, только частный сектор, да и то на некотором отдалении.
Глухомань, запоздало думал Петя, и до остановки далеко, и вообще, правильно мама говорила, район плохой, полузаброшенный, умирающий. Надо было еще поискать жилье, не хвататься за первое попавшееся, но уж больно цена низкая.
«А почему она низкая, не подумал?» — укорил сам себя Петя, но что уж теперь. За месяц вперед заплатил.
Общага чернела впереди, и он снова обратил внимание, что никто, кроме него, не идет в ту сторону. Захотелось курить, хотя курил Петя редко, баловался просто, одной пачки на несколько месяцев хватало.
Он свернул на детскую площадку, встал под грибок, чтобы укрыться от мелкого нудного дождика, и закурил.
— Угостишь? — раздалось поблизости.
Петя увидел мужчину в куртке с капюшоном. На поводке он держал криволапую черно-белую собачонку, которая тряслась и жалась к ногам хозяина. Петя протянул пачку.
— Благодарствую. Не видел тебя тут.
— А вы что, всех знаете? — почему-то ершисто отозвался Петя.
Мужчина усмехнулся.
— Всю жизнь вон там живу. — Он махнул рукой в сторону частных домов. — С Кузей в парке гуляю. Все на виду, это ж как деревня.
— В общаге много народу? — неожиданно для себя спросил Петя.
Собеседник внимательно поглядел на него.
— Кому уехать некуда, те живут, конечно. Привыкли.
Это прозвучало жутковато.
— К чему привыкли?
Мужчина помолчал.
— А тебе-то что? Ты чего тут? Девушку свою ждешь?
Сколько вопросов.
— В общежитии комнату снимаю.
Мужик отвел руку с сигаретой ото рта и присвистнул.
— И как?
— Нормально, — осторожно ответил Петя. — Вы странно разговариваете. Загадками.
Мужчина глубоко затянулся.
— Какие загадки? Дело-то ясное. Общага на плохом месте стоит. Раньше тут церковь была, потом сгорела. Снесли — пустырь был, а потом общагу построили от фабрики. Зря только построили. Неспокойно тут. Если дерутся, то до смерти. Из окошек бросаются, вешаются. А от сердца сколько народу померло, от водки — не сосчитать! Надо бы… — Мужчина умолк, будто потерял интерес к разговору.
— И что же надо-то? — поторопил Петя.
— А ничего! Кто поумнее, продали комнаты да съехали. Кто на дешевое жилье польстился, кому идти некуда, те живут. Куда деваться? У меня корешок там, на четвертом этаже. Коля.
— И я на четвертом, — машинально ответил Петя.
— Привет передавай от Михалыча. Коля говорит, ничего, можно жить.
«Если это вчерашний старик, то ясно, как он живет: калдырит, небось, каждый день», — подумал Петя.
— Ну, бывай! Пора мне, — окончательно свернул беседу Михалыч и пошлепал по лужам прочь, потянув за собой Кузю.
Петя с тяжелым сердцем тоже побрел к подъезду. Разговор осел на душе, как черная угольная пыль: не смоешь. Церковь, смерти, самоубийства — и в центре всего этого он.
В подъезде горела тусклая лампочка. Почти все перекореженные почтовые ящики были открыты: похоже, никто не получал корреспонденцию, надобности в них не было. Петя прислушался. Тишина как на кладбище, когда всюду не живые люди, а мертвецы, которые не шумят. До тех пор, конечно, пока им не станет тесно в холодных могилах, они не заворочаются и не захотят выбраться наружу…
«Фу, придурок, зачем про мертвецов-то вспоминать», — одернул себя Петя и почти бегом направился к лифту.
Тот стоял на первом этаже, поэтому двери с дребезжанием разъехались в стороны, стоило Пете нажать на кнопку. Едва он вошел внутрь, как дверь подъезда распахнулась. Петя увидел женщину лет пятидесяти, похожую на строгую учительницу, которая на ходу закрывала синий зонтик.
— Придержите, пожалуйста! — попросила она, и Петя нажал на кнопку блокировки.
— Спасибо, — улыбнулась женщина. — Мне шестой.
Лифт потащил их вверх, натужно скрипя и вздыхая.
— Недавно поселились? Не видела вас тут, — сказала женщина.
«Я как гриб на Красной Площади, — подумал Петя. — Заметный, мимо не пройдешь, со всех сторон видно». А вслух ответил:
— Да, на этой неделе заехал. Снимаю комнату.
Женщина нахмурилась, хотела что-то сказать, но тут лифт остановился. Двери открылись, Петя попрощался и вышел. Он уже шагнул к двери своего блока, как женщина проговорила:
— Вы тут осторожнее.
Петя обернулся.
— В каком смысле?
В желудке неприятно похолодело. Второй раз за день такие разговоры — это уже чересчур.
— Нездоровое здесь место. Вредное. Можно душу свою потерять. Лучше вам отсюда уехать поскорее. Пока не поздно.
