– Привет, – отвечаю я.
– Привет, милая. У тебя есть минутка?
– Да, только что вышла с занятия. Что случилось? – Я сажусь на одну из скамеек из кованого железа, расположенных вдоль мощеной дорожки.
– В пятницу вечером я буду в городе. Ты свободна?
– Для тебя, конечно, свободна. Тайский ресторан снова открыли, если…
– Вообще, – говорит она, и я не упускаю нотку настороженности в ее голосе, – у меня уже есть планы на ужин. Я надеялась, что ты к нам присоединишься.
– Да? – Мама ведет себя неожиданно стеснительно из-за какого-то безобидного ужина, и у меня возникают подозрения. – Что значит «к нам»?
– У меня свидание, если совсем уж честно.
– Свидание. С кем-то из Гастингса? – Что случилось с «я слишком занята, чтобы встречаться»?
– Мне бы хотелось, чтобы ты познакомилась с ним.
Познакомилась с ним?
Она серьезно? Это серьезно? Движущей силой для моей матери всегда были скорее ее карьера и научные исследования, чем романтические отношения. Мужчины настолько редко интересовали ее, что не играли важную роль в ее жизни.
– Как ты вообще с ним познакомилась? – требую ответа я.
Пауза.
– Похоже, ты расстроена.
– Я озадачена, – говорю я ей. – Когда у тебя было время познакомиться с кем-то из Гастингса? И почему я впервые о нем слышу?
Мама годами никого не приводила и не знакомила со мной; она не заморачивалась с этим, если не чувствовала, что отношения серьезные. В последний раз, когда она приезжала, она ни с кем не встречалась – а значит, все началось совсем недавно и очень быстро развилось.
– После того как мы в прошлом месяце пообедали, я заехала к коллеге в Брайар и он нас познакомил.
– То есть этот мужчина что, теперь твой парень?
Она издает неловкий смешок.
– Это кажется таким ребяческим определением для человека моего возраста, но да, наверное, так и есть.
Господи, женщина. Я отвлеклась на пять минут, а она уже сошлась с каким-то городским. Или еще хуже, профессором. А вдруг он один из моих преподавателей? Фу-у. Это похоже на странный инцест.
– Как его зовут?
– Чад.
Было абсурдно ожидать, что она назовет его профессором Таким-то. Доктором Хрензнаеткто. Но, господи боже, я никогда в жизни не представляла, что Айрис Марш начнет кувыркаться с каким-то Чадом. Почему-то я сомневаюсь, что он окажется под стать моей маме с ее-то исключительным интеллектом.
– Я все еще чувствую какое-то недовольство, – говорит она настороженно.
Да, у меня вызывает недовольство мысль о том, что моя мама тайно ездила в Гастингс и при этом не захотела встретиться со мной или хотя бы позвонить, чтобы сообщить о своем приезде.
Мое сердце сжимается от обиды. Когда я оказалась на втором плане? Всю мою жизнь мы были вдвоем против всего мира. А теперь появился какой-то Чад.
– Просто удивлена, – вру я.
– Я хочу, чтобы вы нашли общий язык. – Следует длинная пауза, в которой я слышу ее разочарованность от того, что разговор проходит не лучшим образом.
Она хочет, чтобы я была счастлива за нее, взволнована из-за новости. Она наверняка думала об этом разговоре весь день, всю неделю, переживала, правильное ли подобрала время для того, чтобы свести две части ее жизни вместе.
Ее следующие слова подтверждают мои подозрения.
– Это для меня многое значит, Тейлор.
Я сглатываю комок негодования в горле.
– Да, ужин – отличная идея. – Именно это она хочет услышать, и, похоже, я обязана ей подыграть. – При условии, что я приду не одна.
22. Конор
Вот одна вещь, которую я узнал про Тейлор: она плохо относится к внезапным переменам. Из-за нового парня ее мамы на первый план выскочила скрытная, затаившаяся до поры до времени, готовая в любой момент поддаться панике личность. Она сидит ссутулившись рядом со мной на пассажирском сиденье джипа и барабанит ногтями по подлокотнику. Я чувствую, как она жмет ногой на воображаемую педаль газа на полу.
– Мы не опоздаем, – заверяю ее я, отъезжая от кафе на Мейн-стрит. Мы остановились в «Деллас», чтобы взять ореховый пирог на десерт. – Чувак живет в Гастингсе, да?
Телефон освещает ее лицо и бликует на оконном стекле. Она изучает маршрут на карте.
– Да, на светофоре поверни налево. Мы едем к Гэмпшир-Лейн, а потом сворачиваем направо на… нет, я сказала «налево»! – кричит она, когда я еду прямо через перекресток.
Я смотрю на нее.
– Так быстрее доедем. – Я точно знаю, что зеленый свет, разрешающий поворот налево на перекрестке, который мы проехали, горит около 0,04 секунды, а потом ты ждешь минут шесть, пока он вспыхнет опять.
– Сейчас семь ноль девять, – рычит Тейлор. – Нам надо быть там в семь пятнадцать. И это был наш поворот!
– Ты сказала «Гэмпшир». Я довезу нас туда быстрее, объезжая светофоры и срезая по жилым улицам.
Сомнение на ее лице говорит, что она мне не верит.
– Я живу тут дольше, чем ты, – напоминает она.
– Но у тебя нет машины, детка, – говорю я и улыбаюсь ослепительной улыбкой, которую она бы оценила, если бы не была такой взвинченной. – Я знаю эти дороги. Тут рядом живет тренер. Мы с Хантером всю ночь мотались по этим улицам, когда Фостер сбежал с командного ужина, чтобы выкурить травку. Он исчез на три часа. Мы нашли его в пустом надувном бассейне какой-то старухи.
– Семь десять, – огрызается она.
Тейлор ничем не пронять. И я не виню ее за то, что она превратилась в комок нервов. Я понимаю, каково ей.
Мы с мамой так долго были только вдвоем – а потом внезапно у нас дома появляется этот дурень Макс в брюках цвета хаки и рубашке «Брукс Бразерс» и начинает называть меня братаном или еще как-то, и я едва не схожу с ума. Пришлось отговаривать Кая от идеи своровать диски с «Лэнд Ровера» Макса, хотя я более чем уверен, что это он проколол Максу шину в первую ночь, когда у нас ночевал.
– Если поймешь, что тебе не нравится этот чувак, просто дай мне знать, – говорю я ей.
– И что тогда?
– Не знаю. Я подменю ему сахар на соль или еще что-нибудь. Еще я мог бы заменить ему пиво мочой, но тогда везти нас домой придется тебе.
– Договорились. Но только если он совсем придурок – например, у него в столовой висит его собственный портрет.
– Или на стенах развешаны головы редких животных.
– Или он не сдает вторсырье в переработку, – говорит она, хихикая. – О-о-о, ты можешь написать парням, чтобы они появились у окон в хэллоуинских масках.
