И я до смерти боюсь, что Тейлор достигла своего предела в отношении меня.
– Ты должен дать мне больше, Кон. Я верю, что тебе жаль, но я должна знать, что не соглашаюсь тем самым на то, чтобы меня снова оттолкнули.
Я прочищаю горло, чтобы сдвинуть с места вставший в нем ком.
– Я не хотел, чтобы ты меня таким узнала. Я пришел в Брайар, чтобы стать лучше, и какое-то время я думал, что сбежал от своего прошлого. – Я сглатываю. – У меня так хорошо получилось убедить себя, что я совершил побег, что я перестал оглядываться через плечо. Черт, я даже начал верить, что я другой человек. Наверное, где-то в процессе я забыл, почему держал людей на расстоянии. А потом появилась ты. Тейлор, я вообще этого не предвидел. Все случилось для нас в отвратительное время, но я не жалею, что попытался.
– Что произошло? – спрашивает она.
– А?
– Сегодня, – поясняет она. – Ты взял деньги и оставил меня в своем доме. Что потом? – Тейлор скрещивает руки, смотря на меня.
Сложно понять выражение ее лица, потому что в квартире темно. Она включила свет в прихожей, когда мы вошли, но не в гостиной. Мы как будто оба так боимся друг на друга посмотреть, что пришлось уйти в тень.
Ее узкое черное платье очерчивают оранжевые линии от уличного освещения, пробивающегося сквозь жалюзи. Я сосредотачиваюсь на этих линиях, пока все ей выкладываю. Как я превратился в дрожащий комок нервов на обочине дороги, как я сообщил все Каю и вернул деньги Хантеру.
– И после того как я ушел от Хантера, я позвонил маме, – признаюсь я. – Я попросил ее позвать Макса. Все было воспринято не вполне радужно, учитывая, что время у них отстает на три часа от нашего, поэтому мама подумала, что я в больнице или типа того.
Тейлор прислоняется к противоположной стене.
– Как все прошло?
– Я все им рассказал. Сказал, что мне жаль, что я облажался и должен был давно признаться, но мне было страшно и стыдно. На этом мы закончили. Мама была явно шокирована и разочарована. Макс особо не говорил. – Я кусаю внутреннюю сторону щеки. – У этого точно будут последствия. Но пока они, кажется, все осмысливают.
Я не упоминаю, что Макс может перестать оплачивать мое обучение или что мама может вернуть меня обратно в Калифорнию. Черт, если бы декан Брайара узнал, что я устроил кражу со взломом в собственном доме, то меня бы наверняка исключили. Столько боли, столько страданий, но и помимо них остается десяток причин потерять Тейлор, семью, команду и все, ради чего я трудился. И именно этого я и заслуживаю. Меня никак нельзя назвать первым человеком, пострадавшим от отсутствия последствий. Пришел черед расплаты.
– Ты так долго лгал о важном, что меня теперь мучают сомнения, – говорит Тейлор. Между нами по-прежнему целая комната.
– Я понимаю.
– И мне до сих пор обидно, что ты захотел причинить мне столько боли, лишь бы скрыть свою ошибку.
– Ты права.
– Но я верю в частичный зачет. – Она медленно приближается ко мне.
Черт, как же она прекрасна в этом подчеркивающем изгибы платье, со знойным макияжем и идеально уложенными светлыми волосами. Мне больно от мысли, что она столько всего сделала ради сегодняшнего вечера, а я все испортил.
– Ты принял десяток неверных решений, чтобы здесь оказаться. Но в итоге ты сделал правильный выбор. Это что-то да значит.
– Тогда что у меня по итогу? – спрашиваю я, еще больше нервничая из-за ответа.
– Я бы сказала, «тройка» с минусом.
– То есть… – Мои губы растягиваются в полной надежд улыбке, и я тут же ее прячу. – Я все-таки сдал?
Тейлор поднимает большой и указательный пальцы и показывает крошечный промежуток между ними.
– Меня это устроит.
Она наконец-то доходит до меня, скользя руками по атласным отворотам моего пиджака.
– Похоже, ты, там, на танцах, немного приревновал.
– Я все руки этому чуваку повыдергиваю, если он еще раз к тебе прикоснется, – говорю я ей без промедления.
– К тому моменту мы уже расстались, – напоминает она мне. Каждый раз, как эти слова слетают с ее губ, они ранят сильнее.
– Я кретин, – признаю я. – Но он просто самоубийца, если думал, что ему сойдет это с рук.
Она чуть улыбается, и это убирает напряжение, которое все эти дни давит мне на плечи. Если я еще могу ее рассмешить, то, может быть, у нас остается надежда.
Она задумчиво наклоняет голову на бок.
– Это было горячо.
– Да? – Это уже меньше похоже на отказ.
– Конечно. Я не одна из тех суперски зрелых людей, которые считают, что ревнивость – это недостаток. Я охренеть как обожаю такую фигню.
Я расплываюсь в улыбке.
– Я это запомню.
– Да, знаешь, парень Абигейл постоянно пялится на мои сиськи, поэтому если ты потом захочешь поездить кругами по газону его братства, то я полностью за.
– Мать твою, я тебя люблю. – Эта девушка смешит меня, как никто другой, даже когда тяжело. И особенно когда неловко. Она находит радость в глубочайшем дерьме.
– По поводу этого, – начинает она, играя с пуговицами на моей рубашке. На мгновение на лбу у нее залегает задумчивая морщинка.
– Я серьезно. От всего сердца. Я бы не стал ни с кем так шутить.
– Ты меня любишь.
Я не могу понять, вопрос это или утверждение, но воспринимаю как первое.
– Я люблю тебя, Ти. Я даже не знаю, когда это понял. Может, когда остановил машину или по пути назад. Или когда у меня так сильно дрожали пальцы, что я с трудом завязал этот дурацкий галстук-бабочку. Все, о чем я мог думать, – это что надо к тебе приехать и что каждая минута, когда ты думаешь, что мне плевать, меня, черт возьми, убивает. Я просто знал.
Она глядит на меня из-под густых темных ресниц.
– Покажи мне.
– Обязательно. Если ты дашь мне шанс…
– Нет. – Ее пальцы прижимаются к моей груди, стягивают с моих плеч пиджак и позволяют ему упасть на пол. – Покажи мне.
Никакого другого поощрения, кроме зубов, кусающих ее нижнюю губу, мне не нужно.
Я подхватываю ее на руки и целую. Может быть, у нас как у пары возникли сложности, но этот порыв до сих пор кажется правильным. Когда мы целуемся, я могу во всем разобраться. Когда она в моих руках, я вижу, чем мы можем стать в будущем.
Тейлор обхватывает меня ногами за пояс, пока я иду в ее спальню и сажусь на край ее кровати. Она устраивается на моих коленях, зарывшись нежными пальцами в мои волосы. Ее ногти мягко гладят мой затылок и распаляют каждый мой нерв.
Когда она трется о мой член, он твердеет как гранит. Все, что я хочу сделать, – сорвать с нее платье, но я знаю, что должен действовать медленно, иначе ее оттолкну. Я провожу ладонями вверх по ее бедрам, задирая ткань. Она ерзает, поощряя меня, пока я не нащупываю голую кожу ее ягодиц и не чувствую тонкое кружево нижнего белья. У нее были планы, все понятно.