– Я слышала, ты порвала с Конором.
– Серьезно? Хочешь начать с этого? – Просто невероятно, мать вашу.
– Я не это имела в виду, – быстро говорит она и делает вдох, прежде чем попробовать вновь. – В смысле, мне кажется, ты совершила ошибку.
Ее притворство исчезает. А с ним и маска извечной стервозности. Впервые за долгое время она общается со мной без жестокой или саркастичной усмешки. Это… даже пугает.
Все еще не готовая доверять ее намерениям, я встаю по другую сторону стола.
– А тебе какое дело? – Не то чтобы мне не было плевать, что она думает.
– Ладно, слушай. Я тоже так поступаю. – В ее голосе слышится сочувствие. – Тебе грустно, стыдно, и ты хочешь всех оттолкнуть. Особенно самых близких к тебе людей. Так они не увидят ту боль, через которую ты проходишь. Они не увидят, как ты к себе относишься. Я это понимаю. Правда.
Сначала Саша, теперь Абигейл? Почему все не могут просто оставить меня в покое?
– Что, черт возьми, ты вообще знаешь? – бормочу я. – Ты меняешь парней, как салфетки для снятия макияжа.
– У меня тоже есть свои проблемы, – настаивает она. – Если ты не видишь мои комплексы, это не значит, что их нет. У нас у всех внутри есть шрамы.
– Что ж, мне жаль, что они есть и у тебя, но если бы не ты, у меня бы их было поменьше, так что…
Если Абигейл и чувствует какие-то угрызения совести из-за того, что от меня не укрылось ее мразотство, то ей придется искать искупления где-то в другом месте. Может, у нее и есть сочувствие ко мне, но у меня к ней – нет.
– Я как раз об этом, – печально говорит она. – Я была так не уверена в себе из-за того, что ты поцеловала парня, с которым я встречалась, чтобы выполнить тупой вызов, что единственным известным мне способом с этим справиться было выплеснуть свою боль на тебя. После поцелуя он никак не мог заткнуться: «какие же у нее буфера», «ты когда-нибудь думала об имплантах?» и всякая такая хрень. Ты знаешь, как это унизительно?
Мой лоб прорезает морщина. Я этого не знала. Ну, я, конечно, догадывалась, что она взбешена. Но если бы парень, с которым я встречалась, продолжал об этом твердить, сравнивая нас, я бы тоже озверела.
– В старшей школе, – признается она, рисуя узоры на столешнице, – меня называли доской. Мне даже спортивное бра было большим. Я знаю, ты, наверное, считаешь это слишком глупым, чтобы на таком помешаться, но все, что я хотела – всю свою жизнь, – это комфортно чувствовать себя в одежде, понимаешь? Чувствовать себя сексуально. Чтобы парни смотрели на меня так, как смотрят на других девушек.
– Но ты прекрасна, – сердито говорю я. – У тебя идеальное тело и красивое лицо. Знаешь, когда я в последний раз носила купальник? Я тогда еще спала с ночником. – Я показываю на свою грудь. – Эти штуки – гребаная обуза. Они тяжелые. Они не влезают ни в какие человеческие изобретения. У меня проблемы со спиной, как у семидесятилетней старухи. Каждый парень, которого я встречаю, таращится на мои сиськи и не обращает внимания на остальную часть меня.
Кроме Конора. И от этого я испытываю очередной укол одиночества.
– И все же я не считаю, что достаточно хороша. Я никогда не чувствую уверенности в том, кем я являюсь, – возражает Абигейл. – Я компенсирую это…
– Ведя себя как мразь.
Она улыбается, закатывая глаза.
– По большей части да. Я хочу сказать, что я тоже чувствовала себя дерьмом и отталкивала людей. Это ты и делаешь с Конором, и это отстойно. Мне не известно и не интересно, когда вы перестали морочить мне голову, – даже не пытайся это отрицать. Меня не проведешь. Но в какой-то момент все изменилось, и вы перестали скрываться. Да, это я тоже заметила. Он явно тебя любит, и, если резкое изменение в твоем поведении за последнюю пару недель что-то да значит, ты тоже его любила. Тогда какой смысл терять это из-за чужих косяков?
– Ты не понимаешь. – Куда ей понять. И я не знаю, что еще ей сказать, чтобы это не звучало как оправдание. Даже от одной мысли о том, чтобы встретиться с Конором после такого, у меня сжимается горло и начинают дрожать ноги. – Спасибо, что зашла, но…
– Ладно. – Она сдается, чувствуя, что я сейчас ее прогоню, чтобы вернуться к диалогам, которые произносят исключительно с манчестерским акцентом. – Мы не будем говорить про Конора. Или про то, что цветы, которые он тебе оставил, теперь занимают весь кофейный столик в гостиной. Ты уже была в полиции?
Вы, наверное, прикалываетесь.
– Тебя сюда послала Джулс? – требую ответа я.
– Нет, – быстро говорит она. – Ничего подобного, клянусь. Просто, если ты собираешься подать заявление на видео, я пойду с тобой. Я могу объяснить, как Джулс получила к нему доступ и все такое. Быть свидетелем, если хочешь.
Эта тема начинает меня утомлять.
– Знаешь, меня уже немного тошнит от давящих на меня людей. У всех свои представления о том, что я должна делать, и это чертовски угнетает. Можно оставить меня в покое хотя бы на минуточку?
– Я знаю, что тебе страшно, но ты правда должна пойти в полицию, – настаивает Абигейл. – Если ты не возьмешься за это сейчас, видео распространится дальше. Что произойдет, если ты однажды будешь устраиваться на работу, или, кто знает, захочешь баллотироваться на должность, или еще что-то, и оно всплывет? Этот шлейф будет тянуться за тобой вечно. – Она поднимает брови. – Или же ты можешь его обрубить.
– Ты не лучшая кандидатура в мои советчицы, – напоминаю я ей.
Легко другим говорить, что делать, легко требовать от меня взять себя в руки. Если бы я была на их месте, я бы, возможно, сказала то же самое. Но с моей позиции все выглядит совсем по-другому. Последнее, чем я хочу заниматься, – оценивать значение судебных дел и показаний, заголовков и полос новостных служб, когда можно просто спрятаться под одеяло и больше никогда-никогда не появляться. Последний вариант намного уютнее.
– Ты права. Я обращалась с тобой ужасно. Я не знала, как разобраться со своими чувствами. – Абигейл опускает взгляд на свои ладони, смотря на ногти. – Когда мы вступали в сестринство, ты была моей лучшей подругой.
– Да, я помню, – с горечью говорю я.
– Я так ждала, что мы станем сестрами. А потом все пошло наперекосяк. Это я виновата, я должна была тогда что-то с этим сделать, все обсудить, а вместо этого все стало только хуже. Я потеряла подругу. Но я пытаюсь наверстать упущенное. Позволь мне тебе помочь.
– Почему я должна это делать? – Прекрасно, конечно, что на Абигейл снизошло озарение, но это не означает, что мы теперь будем друзьями навек.
– Потому что в такой дерьмовой ситуации женщины должны держаться вместе, – серьезно говорит она. – Это перевешивает всю остальную хрень. Джулс была не права. Никто не заслуживает того, что она сделала. Я хочу, чтобы ее наказали не только ради тебя, но и ради нас всех. Даже если ты после этого никогда не будешь со мной разговаривать, я тебя поддержу. Каждая Каппа поддержит.
