У меня разрывается сердце. Не за себя, а за все, что у нас было. Как хорошо все могло бы обернуться, если бы Джулс не бросила гранату в наши отношения.
– Ты не знаешь, каково это, – шепчу я. – Я не могу с этим смириться.
– Никто тебя и не просит. Просто ты должна за себя постоять.
– Может быть, для меня это значит дождаться, когда все утихнет, и обманом убедить себя все забыть. Ты не знаешь, каково чувствовать себя так, словно весь мир видел тебя голой.
– Ты права. – Он на секунду замолкает. – Возможно, мне надо это почувствовать.
Я моргаю, и вот уже Конор стягивает с себя футболку.
– Что ты делаешь?
– Сопереживаю. – Он скидывает ботинки.
– Перестань, – требую я.
– Нет. – За этим следуют его носки. Потом он роняет посреди моей гостиной штаны и стягивает вниз боксеры.
– Конор, надень обратно гребаные штаны. – Но мой взгляд при этом не может оторваться от его члена. Он так… близко.
Не говоря больше ни слова, он выходит через дверь.
– Вернись сюда, чокнутый.
Когда я слышу на лестнице его шаги, я хватаю его брошенную одежду и бегу за ним. Но этот идиот быстрый. Я догоняю его только тогда, когда он, перейдя парковку, останавливается на траве с краю дороги.
– Вытаскивайте свои телефоны, люди, – кричит Конор в воздух с распростертыми мускулистыми руками. – Не каждый день такое увидишь.
– Ты совсем слетел с катушек. – Я смотрю, как он кружится, прекрасный и нелепый. У него тело, которое можно увидеть только в отфотошопленных фантазиях, но оно не должно красоваться на газоне. – О боже, Конор, хватит. Сейчас кто-нибудь вызовет полицию.
– Я сошлюсь на временную невменяемость из-за разбитого сердца, – говорит он.
К счастью, на этой улице живут только студенты. Городские не осмеливаются подходить ближе чем на пять кварталов к кампусу. Семьи давно сбежали от вечеринок среди недели и пьянчуг, спящих по кустам, а значит, никаких травмированных детей тоже не будет.
На улице начинают открываться двери. Раздвигаются жалюзи. У Конора появилась публика. Звучат крики и свистки, вспышки похотливого стеба.
– Хватит его подбадривать, – кричу я в ответ зрителям. Я перевожу внимание обратно на Конора и его потрясающий раскачивающийся пенис и расстроенно стону. – Пожалуйста, перестань!
– Ни за что. Ты окончательно свела меня с ума, Тейлор Антония Марш.
– Это даже не мое второе имя!
– Это может быть вторым именем, и мне плевать – если я должен это сделать, чтобы тебе не было стыдно, то я это сделаю. Я сделаю все что угодно.
– Тебя надо положить в больницу, – объявляю я, при этом подавляя смех, угрожающий вырваться наружу.
Этот парень… просто нелепый. Я никогда не встречала никого похожего на Конора Эдвардса, это сексуальное сумасшедшее наказание, которое расхаживает голым перед всем районом, только чтобы доказать свою правоту и помочь мне не чувствовать себя так одиноко.
– Эдвардс! – гремит кто-то.
Подъезжает машина, и в окно у водительского сиденья вылезает голова Чада Дженсена. – Какого черта ты бегаешь без штанов? Убери свой гребаный член!
Конор абсолютно невозмутимо глядит на машину.
– Здравствуйте, тренер, – тянет он. – Как дела? – Когда он понимает, что на пассажирском сиденье сидит моя мать, он смущенно улыбается. – Доктор Мам, рад снова вас видеть.
Невероятно. Я сую Конору его одежду. Пока он прикрывает свои причиндалы, я смотрю на маму и вижу, что у нее от беззвучного смеха трясутся губы и слезятся глаза. А вот Бренна корчится на заднем сиденье в такой громкой истерике, что ее хохот отражается эхом от зданий.
– Ты закончил, наконец? – спрашиваю я этого большого тупого идиота с золотым сердцем.
– Только если ты готова пойти в полицию.
– В полицию? – Моя мама выглядывает из окна, явно встревоженная. – Что случилось?
Я стреляю глазами в Конора.
Я могла бы солгать. Выдумать какую-нибудь безобидную историю, на которую мама бы не купилась, но уловила бы в ней намек на то, что я не хочу это обсуждать. Я могла бы сказать, что Конор просто прогонял ошивавшегося тут извращенца. Вышибал член членом или как-то так. Мама относится с пониманием к границам – она верит в мою рассудительность и не заставляет меня принимать решения, от которых мне не по себе.
И может быть, поэтому я их и не принимаю. Никто никогда не подталкивал меня к тому, чтобы сделать сложный выбор, и я никогда не принуждала себя к этому. Всю свою жизнь я просто замыкалась в себе, позволяла возникнуть постоянно растущей пропасти между мной и тем, что могло причинить мне боль. Тем, что могло меня отвергнуть.
Я создавала собственное безопасное пространство и уклонялась от того, чтобы привлекать к себе внимание. Никто не сможет показывать на меня пальцем, если меня не видно. Не над чем смеяться, если меня нет. Я оставалась внутри своего пузыря, в безопасности и одиночестве.
Нет, мне не особо нравится, что мои друзья, враги и любовники объединяют силы, чтобы меня поддержать. Со мной надо действовать иначе. И все же… может быть, именно это мне и было нужно. Хороший пинок под зад. Не из-за того, что они правы или я не права, а из-за того, что я служила не себе. Я служила своим страхам. Я кормила их и позволяла им занимать все больше пространства внутри меня, пока я не перестала быть собой и не забыла то время, когда была другой.
Так люди и становятся старыми и мрачными. Измученными и озлобленными. Когда они дают миру и живущим в нем негодяям лишить их радости и заменить ее сомнением и комплексами.
Я слишком молода, чтобы быть несчастной, и слишком любима, чтобы быть одинокой. Я должна относиться к себе лучше.
Я перевожу взгляд на Конора, серьезные серые глаза которого говорят мне, что он не оставит меня, если я позволю ему встать рядом. Потом я поворачиваюсь к маме, беспокойство которой сложно не заметить и поддержка которой в моем полном распоряжении. Есть те, кто готов за меня бороться. И я тоже должна быть готова бороться за себя.
Я встречаюсь взглядом с мамой и ободряюще ей улыбаюсь.
– Я все тебе расскажу по пути в полицейский участок.
43. Тейлор
Уже поздно, когда мы с Конором возвращаемся в мою квартиру. Я оставляю его на диване за просмотром телевизора, а сама неспешно принимаю горячую ванну. Включаю свой плейлист для расслабления, выключаю весь свет, оставив только пару свечей на бортике, и впервые за неделю чувствую, как из моего тела уходит напряжение.
Объяснять маме ситуацию, пока Конор вез нас троих в своем джипе, было унизительно. Мне было жаль, что из-за меня она отменила ужин с Чадом и Бренной, но, когда я попыталась извиниться за то, что нарушила ее планы, она и слушать не стала.
