- Мне и не надо, - обернулся в дверях, - не лезь к моей семье и моим собакам.
Слезы уже бежали по лицу, капали с подбородка на голую грудь. В горле встал огромный колючий ком, который никак не хотел проглатываться.
- Чего ты боишься, Дим? – крикнула ему сквозь рыдания, - что-то почувствовать?!
- Дура… - услышала я перед оглушающим хлопком двери.
Дура!!! Господи, какая же ты дура!!! Ошиблась! Ты снова все перепутала, Оля! Забыла свое место! Уютный семейный вечер, родня, детки, собачки – это все не твое и не для тебя!
Скучала, ждала его… Фото это дурацкое отправила… Боже, какая идиотка!!!
- Отпусти меня!!! – заорала во все горло, - отпусти!!!
Меня колотило. Хотелось рвать и метать. В груди клокотала злость. Пусть он меня отпустит. Я не собиралась здесь больше оставаться ни минуты.
Соскочив с кровати, натянула то самое белое платье и, выскочив босиком в коридор, побежала в его спальню.
Шевц встретил меня на пороге.
- Ты че орешь?!
- Я хочу уйти!!! – ударила кулаком в плечо, - Дай мне уйти!!!
Он заволок меня в комнату, захлопнул дверь и, сжав одной рукой челюсти, припечатал к стене.
- Отпусти меня… - захныкала я, - не могу больше…
- Отпущу скоро… Хватит, наигрался, - брезгливо оскалился он, - ты мне надоела.
- Когда?..
- Через неделю вернусь из командировки и… будем прощаться…
- Скорей бы… - пролепетала, шмыгнув носом.
Через неделю… Он отпустит меня через неделю… Я шла в свою комнату, не разбирая дороги из-за плотной пелены слез, что застилали глаза. Меня душила обида. На него. На себя, за то, что была такой глупой. И еще было больно в том месте, где билось сердце.
Всего неделя, и я стану свободной. Семь дней потерплю, а потом мы уедем с бабушкой далеко – далеко. Туда, где нас не найдут ни Карманов, ни Глущенко, ни Шевц.
Глава 45
Вести переписку с анонимом необходимости больше не было. Но я не могла проигнорировать его новое сообщение. Потому что, если я хочу уехать из города незаметно, никто не должен знать, что Шевц меня отпускает.
«Хорошо. Как только все будет готово, я сообщу».
«Отлично. Жду». – ответила на письмо, пришедшее через два дня после дня рождения Димы.
После этого я позвонила бабушке и предупредила, что, возможно, скоро нам предстоит уехать из города. Долго думала, как объяснить ей причину, но так и не придумала ничего правдоподобного. Очень просила не волноваться и пообещала, что объясню все при встрече.
Теперь Глущенко. Страх перед ним стал непроходящим. Я терзала себя мыслями, как исчезнуть из города незамеченной. О моем исчезновении не должен узнать вообще никто из моих знакомых. Ведь тем вечером в «Палладиуме» его не было, кто-то из присутствующих там сообщил ему о моем исчезновении.
И тут меня осенило. Как вспышка молнии. Это же мог быть кто-то из охраны Шевца!!! Слова анонима о том, что здесь работает его человек, натолкнули меня на эту мысль.
Твою мать!!! Если это так, свалить из города не получится!!! Глушак возьмет меня тепленькой, едва я переступлю порог этого дома.
Я проворочалась без сна до утра. Кружила по комнате, сидела на подоконнике, встречая поздний рассвет. В итоге решение было одно – рассказать Шевцу о переписке с «доброжелателем».
***
На пятый день утром меня разбудила Валентина Ивановна.
-Олечка, прости, что так рано. Мне уехать надо…
- Что случилось?
- Моя сестра в больницу попала, - женщина выглядела очень расстроенной.
- Что с ней?
- Вчера около подъезда поскользнулась… В результате – перелом шейки бедра…
- Господи… - я знала, что в пожилом возрасте такие травмы опасны, - езжайте, конечно!
- Завтра прилетит ее дочь из Новгорода, и я вернусь.
- Хорошо.
- Я там наготовила на день. Мужиков покормишь?
- Не переживайте, Валентина Ивановна, я разберусь.
За делами на кухне день пролетел незаметно. Шутка ли, накормить шестерых здоровых мужиков. И как только она все успевала?! И готовить, и мыть после них.
К ужину, в дополнение к тому, что оставила Валентина Ивановна, все же решила испечь пирог с рыбой. Рецепт я запомнила еще с прошлого раза. На вид получился такой же. Надеюсь, что и на вкус тоже.
- Что ты делаешь? – глубокий низкий голос заставил сильно вздрогнуть.
Я в этот момент вытаскивала горячий противень из духовки, и мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не выронить его из рук. С горем пополам поставила его на подставку, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и повернулась к двери.
В проеме стоял Шевц. Скрещенные на груди руки и взгляд исподлобья яснее ясного давали понять, что он не доволен увиденным.
- А ты не видишь? – огрызнулась я. Злость и обида, дремавшие во мне последние пять дней, вновь проснулись.
- Вижу, - подойдя ближе, кивнул на пирог, - ты умеешь готовить?
Я не ответила. Не потому, что не хотела разговаривать. Язык прирос к небу и коленки задрожали, когда меня окутало его тяжелой аурой.
- С чем он?
- Рыба… - прочистила горло, - с форелью.
- Мой любимый, - улыбнулся он, отчего на щеке появилась ямочка.
- Я не знала, что ты сегодня приедешь, - не хотела, чтобы он подумал, что старалась для него, - Ты сказал, вернешься через неделю… Если б знала…
- Добавила бы мышьяка… - закончил он.
Подтвердить его слова я не успела, потому что как раз в этот момент у него зазвонил телефон. С облегчением выдохнув, протиснулась мимо него и пошла к себе. Ругаться с Шевцем себе дороже. Особенно сейчас, когда предстоял серьезный разговор.
Жаль, не получится отсидеться вечер в комнате. Валентины Ивановны нет. Кухня на мне. Блин, почему именно сегодня?! Потому что, удача мое второе имя!!!
Ополоснула лицо, расчесала волосы, заплела их в рыхлую косу. Бросила взгляд в окно на резвящихся алабаев и увидела, как во двор въезжает черный Range Rover. Черт, только гостей сегодня не хватало!
Я поспешила вниз. Играть роль радушной хозяюшки.
- Оля! Здравствуй!
- Никита?! – так и застыла с разинутым ртом на предпоследней ступени лестницы.
У входной двери стояли Шевц и Никита Дронов, мой давний поклонник.
- Привет, - промямлила я и перевела взгляд на Диму.
И зря. Внешне спокойный, он излучал волны агрессии. Если бы глазами можно было резать, я и Никита уже истекали бы кровью. Только, Дронов, похоже, не чуял опасности, исходящей от Шевца. С легкой улыбкой скользил по мне глазами, задерживаясь на груди, потом на голых коленях.
