— Медея, знакомься, это Тимур, — близкий друг твоего отца, который продал их дружбу за шестизначную сумму.
У меня содрогаются руки и сердце, я смотрю в глаза предателю и не понимаю, как можно оценивать человеческие жизни деньгами. Не могу осознать и принять то, что друг способен на коварство ради своего благополучия.
Мне хочется раскричаться, расплакаться, биться в истерике и в возмущении.
Моя семья умерла только потому, что один человек продался! Невинные сгорели и стали пеплом, а подонки продолжили свою жизнь в богатстве!
Вот она — суть этой жизни.
Роланд подходит к одному из своих помощников, берет у него пистолет, подходит ко мне и протягивает пистолет.
— Советую сначала пристрелить сына.
Майкл хочет дернуться, но его вместе с отцом хватают мужчины, сажают на принесенные стулья и привязывают скотчем. Я принимаю из рук Роланда пистолет, смотрю на него неуверенно. Я не хочу никого убивать. Мой принцип прост — такие люди не должны отделываться просто смертью, они должны страдать и жить в своих страданиях дольше, чем нужно.
— Майкл ни в чем не виноват, — вырывают из моих мыслей слова Тимура и взрывают во мне бомбу.
— Мы тоже ни в чем не были виноват, — подхожу к нему ближе, уже не такая уверенная в том, что не нажму на курок. — Десять невинных детей были пристрелены и сожжены в тот день, шесть женщин и пять мужчин. Вы хотите сказать, что все до единого заслуживали такой смерти?! Стоили тех денег, за которые вы продались?!
— О чем она говорит? — Майкл вопросительно смотрит на отца.
— Я вот думаю, Тимур, — перебиваю парня. — Мне пристрелить Майкла сразу или прежде сделать десять выстрелов, а потом, когда станет истекать кровью, сжечь?
— Только тронь меня, — уж снова начинает ёрзать на сковородке.
— Ребят, заклейте ему рот, — доносится голос Роланда позади меня.
— Майкл, трогать тебя никто не намерен, выстрелить и поджечь можно на расстоянии.
— Я сделаю все, что вы попросите, только не трогайте его, — он обращается не ко мне, а к человеку за моей спиной.
— Папа меня учил отвечать за свои действия. Вы разве не знали об этом, не учили этому своих детей? — презренно смотрю на Майкла, — Хотя не стоит ничего говорить. Ваш ответ сидит здесь рядом с вами. Бесполезное существо. Впрочем, как и вы, — с тем же презрением смотрю на Тимура.
— Если не хочешь марать об них руки, дай мне пистолет, — слышу голос Роланда позади себя. — Я сделаю это за тебя.
Я рассматриваю этих двоих и понимаю, что не хочу их смерти. Хочу их убить, особенно старшего, но не считаю, что они достойны этого.
— Если хочешь, пристрели их, — продолжая сверлить взглядом Тимура, протягиваю Роланду пистолет. — Но я познала одну истину, что есть нечто хуже смерти, — нависаю над мужчиной, — Это жизнь.
— Что ты предлагаешь? — спокойно интересуется Роланд.
— Предлагаю жизнь, в которой они будут мечтать, чтобы их пристрелили.
— Эрнест сказал, что твоё слово в данном решение — закон. Да будет так, — он поворачивается к своим помощникам. — Развяжите и уведите обоих.
Замечаю по лицу Тимура, что ещё чуть-чуть, и его схватит инфаркт. Отхожу от него, чтобы дать ребятам возможность забрать его с сыном.
— Эрнест жив? — спрашивает осипшим голосом, а глаза наполняются слезами. — Он жив?
Не желая больше его слышать и видеть, тем более отвечать что-то про отца, я решаю уйти. Разворачиваюсь, делаю несколько шагов и тут слышу выстрел и стон Майкла, которому скотч не позволяет выкрикнуть. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что случилось, и с восторженным ужасом и укором смотрю на Роланда, а после перевожу взгляд на парня, чьи джинсы начинают покрываться кровью. Долбанный псих, кажется, выстрелил парню в пах.
— Палец соскользнул, — ухмыляется Ханукаев, вырисовывая на своём лице наигранную невинность. — Жить будет, — переводит взгляд на помощников, — Вызовите Алекса, пусть приведет пацана в чувства.
Договорив, подходит ко мне, берет за локоть и ведет обратно к выходу. Как только мы оказываемся на свежем воздухе, делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на мужчину.
— А я-то успела подумать, что ты оставишь слова Майкла без внимания, — широко улыбаюсь. — Без причинного места жизнь для него будет не жизнью.
— Это только начало, — подходит ближе, хватает за талию и прижимает к себе. — Но если бы ты не спала с такими отбросами, как он, было бы куда легче сейчас.
— Не начинай, — смотрю на него виновато.
Если за связь с Эльдаром я не чувствую перед ним никакой вины, то за все остальные — мрак и стыд.
Он хочет сказать что-то ещё, но сдерживает себя. Однако, отвращение в его глазах говорит громче слов.
— Просто забудь, кем я была в детстве, и будет легче принимать мои пороки, — сказав, отрываю себя от него и направляюсь к его машине.
Доехав до дома и войдя в него, я надеюсь, что все спят или, по крайней мере, находятся каждый в своей комнате, и мне удастся ещё немного побыть с Роландом наедине. Но, оказавшись в гостиной, мои надежды рушатся, как карточный дом. Все до единого, даже Лайла с Арианой, удобно устроились у телевизора и смотрят любимый мультфильм моей дочери. Мы снова приветствуем всех и ненадолго решаем к ним присоединиться. Но мысли мои находятся за пределами этой комнаты. Я прокручиваю в голове все эти дни, проведенные с Роландом, воспроизвожу все его слова и неоднозначные взгляды. И от воспоминаний дрожь по коже. Я представить не могу, как смогу теперь подпустить к себе кого-то, кроме него. Мне ведь нужно всё или ничего. И я боюсь, что никому не удастся дать мне то, что я хочу, ведь это всё находится только в руках Роланда.
Я злюсь на себя, что думаю сейчас о нём, а не о том, как насмешлива надо мной судьба. Вероятно, в том же детстве, я была знакома с Майклом, может мы были друзьями или, наоборот, врагами. Но меня это совсем не волнует. Наверное, потому, что я знаю — всё под контролем Роланда. А может и потому, что я сильно устала и хочу жить спокойной жизнью — быть счастливой, чтобы рядом были родители и дочь, и ничего больше.
Лгу про «ничего больше»…
Когда мультфильм заканчивается, Ариана вскакивает с дивана и начинает свои традиционные танцы под собственную музыку в голове. В эти секунды в комнате витает особенная атмосфера уюта и тепла, все улыбаются, даже Зара.
— Роланд, ну точно твоя копия, — непосредственно произносит Эльвира, смотря на Ариану.
В мгновение замирают и замолкают все. Я с ужасом наблюдаю за реакцией Роланда, остальные — вопросительно смотрят сначала на дочь, потом на меня.
— Причем здесь я? — спокойно, с легкой улыбкой на губах интересуется Ханукаев младший.
— А кто должен быть причем? Твой отец?
— Причем здесь вообще ваша семья? — наконец, вмешиваюсь я.
