— Нет. Только человеческие души.
— Значит, им даже уйти некуда после смерти.
— Я этого не сказал. Сердце подсказывает мне, что и для них есть какое-то место. Для них и для всего живого. Ничто не умирает навеки, Алагир.
Гильден звал их сверху, показывая на долину. Там, где был раньше кратер, стояла гора. На ее вершине сверкал золотой щит.
Джиана вышла из комнаты, оставив Скилганнона умирать на полу. Она заколола его скорее инстинктивно, чем преднамеренно, и ужас содеянного только начинал просачиваться сквозь загородки, которые она поставила у себя в голове.
Внутренности сводило, в горле стоял комок. На глаза наворачивались слезы. Умом она сознавала, что убить его было необходимо. Олек никогда не пошел бы на компромисс. Это знание шло вразрез с ее обещанием воскресить его. Еще двадцать лет в Пустоте, пока не подрастет его Возрожденный, не изменят ни его натуры, ни его взглядов.
Ты только что увила своего любимого. От этой мысли ей делалось дурно. Барьеры падали один за другим. Первым рухнул Самообман. Она всегда твердила себе, что вовсе не хотела становиться Вечной. Свою первую войну она начала, чтобы спасти храм, все другие — ради спасения своей новой жизни. Теперь она как никогда ясно видела, что это неправда. Ей нравилось снова быть молодой и сильной, набирать армии и захватывать города. Она наслаждалась поклонением своих новых сторонников. Поначалу она убеждала себя в том, что построит новый мир, без войн и бедствий, и воскресит Скилганнона, чтобы он правил совместно с ней. Тогда они будут счастливы, и все, о чем она как будто бы мечтала, сбудется. Ложь, все ложь.
Понурив голову, она остановилась у подножия большой винтовой лестницы.
В Наашане, когда она впервые встретила Олека, ею тоже владели мечты. Она помнила, как они рассуждали у него в саду о школах и больницах, о подаче чистой воды в бедные кварталы, где всегда гнездилась зараза. О новом Наашане, где люди будут счастливы и довольны, зная, что их правительница печется о них. Наивные мечты юности, как говорила она себе позже. Мечты, не выдерживающие столкновения с суровой действительностью, где каждый стремится тебя предать или занять твой трон. Правитель должен быть холоден и отстранен, должен чуять измену на расстоянии. Народ должен его уважать, а уважение покупается ценой страха.
Сейчас, совершив убийство, она поняла, что и это большей частью была ложь.
Алагир и его люди пошли за Скилганноном не потому, что боялись его, а потому, что верили в его дело. Звери слушались
Ставута не потому, что в противном случае он бы убил их, а потому, что он их любил.
Джиана испустила долгий вздох и вытерла слезы. Венцом ее пятисотлетней власти стало убийство единственного мужчины, которого она любила по-настоящему.
Одержимая мрачными мыслями, она стала медленно подниматься по лестнице. Ржавые ступени скрипели у нее под ногами. Открыв незапертую дверь наверху, она вошла в Кристальный Алтарь.
Стены огромной круглой комнаты были обшиты блестящим металлом. На нем вспыхивали таинственные знаки, красные и зеленые. В центре, на помосте, окруженном серебряными перилами, поднималась ввысь сквозь сводчатый потолок золотая колонна. Кожу Джианы стало покалывать, и она ощутила легкие колебания, идущие через пол. По десяти ступеням она взошла на помост. У основания золотой колонны стояла прозрачная труба высотой фута в три. В ней завивались кольца разноцветного дыма, а в середине медленно вращался большой белый кристалл. Свет, отражаемый его гранями, бросал радужные блики на потолок.
Орлиное Яйцо, источник мировой магии! Оно было прекрасно, и Джиана, стоя рядом с ним, почувствовала приток свежих сил.
Мы уже близко, ваше величество, прошептал у нее в голове голос Мемнона. Скилганнон с вами?
— Я убила его, — ответила она вслух, и желудок снова скрутило узлом.
Превосходно.
Дверь в боковой стене открылась, и в зал вошел Декадо с Мечами Огня и Крови в руках. С мечей капала кровь.
На Джиану он смотрел без улыбки. За ним шел Мемнон — не в обычных длинных одеждах, а в дорожном костюме: синий камзол, пурпурные облегающие штаны и великолепные сапоги из кожи ящериц. Войдя, он не поклонился Джиане.
Горе не притупило ее разума и ее острого чутья.
— Мне кажется, здесь пахнет изменой, мои дорогие? — спросила она, глядя на них поверх серебряных перил.
— Изменой, ваше величество? — отозвался Мемнон. — Давайте рассмотрим этот вопрос. Вы ведь не станете отрицать, что я верно служил вам? Есть ли у вас хоть малейшие доказательства, что я когда-нибудь злоумышлял против вас?
— Нет — до настоящего времени.
— Но ведь тогда я не знал того, что знаю теперь. Все эти годы вы убивали моих детей, лишали меня привилегии истинного долголетия. Быть может, в эти последние мгновения своей вечной жизни вы скажете мне почему?
— Сам знаешь, — засмеялась Джиана. — Как смертный, ты верно служил мне, бессмертным сделался бы для меня угрозой. Основная причина этого, как и многих других вещей — самосохранение. Насколько я понимаю, ты уже убил других моих Возрожденных?
— Последняя умерла час назад. Ваше правление заканчивается здесь, ваше величество. Достойное место, не правда ли?
Джиана с улыбкой перевела взгляд на Декаде
— И это ты, милый, нанесешь мне смертельный удар?
— Что же здесь трудного? — сказал он. — С одной стороны у нас вероломная сука, которая приказала меня убить. С другой... постой-ка... все та же вероломная сука. Скажу честно: я не могу дождаться этой сладостной минуты.
Джиана достала саблю, и Декадо громко расхохотался.
— Мы уже фехтовали с тобой. В лучшие времена. Сражаясь со мной, ты выиграешь лишь пару мгновений жизни, не больше. Однако я сегодня настроен милостиво, поэтому уравняем немного наши возможности. — Он убрал Меч Огня в ножны и поднял Меч Крови. — Я буду драться левой рукой. Она у меня чуточку уступает правой.
— Правда твоя, — сказал чей-то голос. — Ни дать ни взять ребенок, который отмахивается палкой от пчел.
Джиана обернулась. На пороге дальней двери стоял Скилган-нон с Мечами Дня и Ночи.
— Теперь моя радость полна, — сказал счастливый Декадо. — Мне предстоит убить прославленного героя.
Декадо, несмотря на веселые речи, был неспокоен. Не страх был тому причиной — Декадо не боялся никого из живых и был совершенно уверен, что убьет Скилганнона. Но с той самой ночи после боя с Тенями, когда ему явился дух Мемнона, в его душу закралось сомнение.
Он уехал от Скилганнона и остальных, чтобы подумать, как ему быть дальше. В ту же ночь к нему в пещеру пришел Мемнон. Декадо уже наблюдал этот магический трюк. Опомнившись немного после появления мерцающего образа, он подбавил в костер еще одну хворостину.
