Скилганнон вздохнул и потряс руку Друсса.
— Когда-нибудь и я, может быть, дойду до вашей Золотой Долины.
— Ты можешь сделать это, когда захочешь, паренек.
— Нет. Я же помню, что был покрыт чешуей, как все прочие демоны.
— Тебе никогда ничто не мешало, кроме собственной совести. Ты верил, что заслужил наказание, и потому наказывал сам себя. Перед тобой теперь новая жизнь — проживи ее хорошо. Этот мир полон зла, и в нем живет много беззащитных людей, которым нужна твоя сила. Делись ею щедро, а когда опять попадешь в Пустоту, иди прямо на свет. Там я тебя встречу.
Друсс отошел к стене и лег.
— Харад скоро будет здесь. Скажи ему, что я горжусь тем, как он храбро сражался со зверями.
— Скажу. Поосторожнее в Пустоте, Друсс. Не хочется, чтобы какой-нибудь паршивый демон помешал тебе вернуться домой.
— Не дождешься, паренек! — засмеялся воин и закрыл глаза.
Скилганнон забрал с помоста Меч Ночи. Аскари уже окрепла и села. Алагир обнимал ее за плечи.
Спрятав мечи, Скилганнон наполнил карманы осколками кристалла и вернулся к старому монаху.
Тот был еще жив, но волосы у него побелели и поредели, лицо покрылось морщинами, дыхание стало прерывистым. Скилганнон раскрыл его искривленную руку, вложил в нее кристалл и сжал пальцы.
Старик вздохнул и открыл глаза.
— Спасибо, но это меня уже не спасет. — Скилганнон хотел достать из кармана другие осколки, но монах удержал его руку. — Не надо. Прибереги их для тех, кому они нужнее.
— Что с тобой? Почему тебя нельзя исцелить?
— Время настигло меня. Пятьсот лет, о которых ты говорил, — не шутка. Они только и ждали, чтобы забрать нас всех. — Монах помолчал и спросил: — Кристалл разбит?
— Да.
— Не будет теперь золотого века. Не будет конца голоду и болезням. Не будет городов, сияющих огнями, уходящих крышами в облака.
Послышался рокот, стены вокруг них задрожали.
— Что это? — спросил Скилганнон.
— Зеркало закрывается, сворачивает свои лепестки. — Слезы покатились из глаз монаха. — Того, чем я жил, больше нет. Как же я устал, как устал...
— Вспомни лучше о том, что не дал в руки Вечной еще более страшного оружия. То, что ты совершил, привело к ее смерти. Теперь мир свободен.
— Свободен от одного тирана. Ты думаешь, после Вечной не будет других?
— Я так не думаю, но знаю, что всегда найдутся люди, которые выступят против них. Ты горюешь о конце магии, но эта магия была запятнана злом. Так всегда бывает. Мы находим целебную траву, а кто-то делает из нее яд. Мы варим сталь для плуга, а кто-то выковывает из нее острый меч. Нет такой силы, которую зло не тронуло бы. Может быть, золотого века у нас и не будет, зато не будет и Смешанных, и чудовищных, исковерканных уродов. Не будет чародеев, плетущих темные чары.
Старик разжал пальцы, и на пол упал черный камень.
— Так Вечной нет больше? — чуть слышно спросил он.
— Она ушла из этого мира.
— Значит... я все-таки сделал в жизни... что-то хорошее.
— Да.
Старик закрыл глаза и поник головой. Его тело сразу же начало разлагаться. Кожа на черепе туго натянулась, потом лопнула и осыпалась прахом.
Скилганнон встал и вышел из храма под ночное небо пустыни.
Эпилог
Следующие дни он провел у пруда в горах, где исцелял самых тяжелых раненых осколками кристалла. Вскоре камни утратили свою силу и почернели. Из двухсот пятидесяти человек, вышедших в поход с Алагиром, осталось меньше шестидесяти.
Тела убитых каждый день сносили в долину, к вырытым там глубоким могилам. Алагир неизменно присутствовал на похоронах и говорил о каждом воине трогательные слова. Харад помогал копать, и Скилганнон ни разу не видел, чтобы он взял в руки топор Друсса-Легенды.
На третье утро Скилганнон подошел к Хараду, сидевшему у пруда с Аскари, и спросил:
— Как ты, дружище?
— Жив. Благодаря Друссу, который ушел обратно. Я слышал, как он обратил в бегство врагов.
— Разве тебе грустно из-за этого?
— Нет. Я горжусь. Я ведь отчасти он. Теперь я знаю, каким мог бы стать.
— Твои слова радуют мое сердце, Харад. Куда ты пойдешь теперь?
— Наверно, домой, в Петар. Жаль мне Ставута. Я очень его любил.
— Он был очень хороший, — подхватила Аскари. — Алагир тоже не знает, как будет без него обходиться. Как ты думаешь, его звери пережили остановку магии?
— Надеюсь. Мы-то трое живы, хотя созданы той же магией.
— А ты куда теперь направишься, Скилганнон? — спросила она.
— Я уезжаю сегодня. Поплыву за море, в старое наашанское королевство. Я любил эту землю, хотя почти всю жизнь провел за ее пределами. Посмотрю, смогу ли узнать тамошние горы и долины. Но сначала заберу белого жеребца.
— А если тот хитрый купец не захочет сдержать свое обещание? — поинтересовался Харад.
— Захочет. Так или иначе.
— У него много людей, — настаивал Харад. — Не хотелось бы, чтобы ты умер из-за какой-то лошади.
Скилганнон со смехом хлопнул его по плечу.
— Не дождешься, паренек!
— Что это значит? — опешил Харад.
— Да так. Мне показалось, что это правильные слова. Надеюсь, и ты найдешь свое счастье, Аскари. — Они обнялись, и он поцеловал ее в щеку. — Знакомство с тобой было для меня честью.
— Может быть, мы еще встретимся.
— Я был бы рад. — Он ушел на тот берег, оседлал гнедого и приготовился ехать.
Алагир стал уговаривать его отправиться с ними в Сигус.
— Харад тоже едет. Топор Друсса мы поместим в музей. Окажи нам честь, едем с нами.
— Нет. Я поеду за белым конем, а потом на юго-восток, в Дрос-Пурдол. Я хочу домой, Алагир. Хочу снова повидать Наашан, взглянуть на горы моего детства.
Алагир приуныл было, но тут же опять просветлел.
— Ладно. Навести родные места, а потом приезжай к нам. Для тебя за моим столом всегда найдется почетное место.
Они пожали друг другу запястья по воинскому обычаю.
— Возможно, так я и сделаю. — Скилганнон сел на коня, в последний раз взглянул на поле битвы и уехал.
Вскоре после этого Аскари стала седлать своего коня.
— Ты тоже нас покидаешь? — спросил Алагир.
— Я, пожалуй, поеду с ним. До свидания, Алагир. Или мне следовало сказать «Бронзовый Князь»? — улыбнулась она.
